Западные концепции исходят из признания неизбежности и неостановимости перемен в мире, в жизни вообще. Идея бесспорная; но каких именно перемен? Подчиняются они неким закономерностям, находятся полностью в воле Божьей или же носят хаотический характер? Из всех имеющихся на сегодня направлений общественной мысли, социальных представлений только марксистское априори исходит из признания наличия неких закономерностей (ошибка коммунистов в том, что они посчитали все закономерности уже открытыми - притом не наукой, а действующим генсеком, последним съездом или пленумом, очередной установкой ЦК, - и полностью подвластными произволу руководства партии).
Отказ от научной картины мира неизбежно возвращает в лоно донаучных представлений и религиозного сознания. Но тогда все в воле Божьей; пути Господни, как известно, неисповедимы; и социальная суета человека и человечества в лучшем случае теряет смысл, в худшем может обернуться дополнительными неприятностями: кто знает, чем и когда прогневим мы Всевышнего?
Между тем без теории общественного развития жить становится все труднее и опаснее. Коммунисты хотели построить лучший, идеальный мир - задача невыполнимая, а потому без ее решения можно обойтись. Запад вырос на почве позитивизма и прагматизма, на решении задач действительных, реальных; добился в этом успеха. Трудно сказать, в какой мере его достижения - прямой результат избранного интеллектуального подхода, а в какой - следствие удачно сложившихся исторических условий и обстоятельств. Ясно, однако, что решение проблем современности (таких, как развитие, его сбалансированность с требованием экологии, снижение разрыва между самыми богатыми и наиболее бедными странами и т. п. ) зримо упирается в отсутствие теории, без которой текущие прагматические решения могут в перспективе обернуться стихийным накоплением проблем еще более сложных и грозных.
Между тем на сегодня такой теории на Западе нет; и если еще в недавнем прошлом ее место де-факто занимали идейные, идеологические, политические противоречия с коммунизмом, то ныне этот движитель теоретической мысли ушел (временно отодвинулся? ) в прошлое. Более того, вполне реальная когнитивная опасность для Запада заключается отныне в том, что (как свидетельствует весь опыт западной же цивилизации) победа определенного социального уклада и соответствующего ему комплекса идей в истории всех стран Европы неизменно влекла за собой наступление периода сильнейшего тормозящего обратного воздействия утвердившейся идеологии на науку и общественную мысль и, как следствие этого, наступление более или менее продолжительного этапа духовного застоя и реакции - идейной, политической, идеологической. Иными словами, когда не только Запад, но и весь мир подошли к рубежу, у которого теория мирового развития становится насущнейшей практической потребностью, шансы Запада на создание и особенно принятие такой теории начинают внушать растущие опасения.
Неудовлетворенная потребность в теории - основная причина того, что концепции типа "столкновения цивилизаций" принимаются "на ура", ибо (независимо от воли их авторов) дают видимость ее появления. Это признает и сам С. Хантингтон, в ответе на развернувшуюся дискуссию писавший, что полемизировать с его концепцией убедительнее всего было бы путем выдвижения целостной теории международных отношений и мирового развития, альтернативной не только его идеям, но и, главное, устаревшей парадигме холодной войны, которую события рубежа 90-х гг. "превратили в достояние интеллектуальной истории". 6 Существующие научные воззрения в сферах психологи, теории международных отношений, политологии, социологии в целом скорее поддерживают, нежели опровергают концепцию межцивилизационных отношений, включая и возможность столкновений. Развитие человека и социальных систем шло и продолжает идти по линии наращивания витков идентификации и самоидентификации: от рода, племени, через общину к современным нации, государству, гражданскому обществу. Логично предположить, что следующий круг идентификации пройдет по культурному, цивилизационному признаку. Это даже вдвойне логично: если "верхний предел" максимально широкой идентификации носит общечеловеческий характер, но на пути к такой идентификации стоят сегодня националистические, сепаратистские, местнические, клановые тенденции, то должно, очевидно, возникнуть нечто среднее между ними и "верхним пределом". Цивилизация как региональная идентификация на базе объективных этноконфессиональнокультурных признаков и может занять такое промежуточное положение.
У идеи "столкновения цивилизаций" и особенно у восприятия ее массовым сознанием есть также крайне существенный психологический фон, образуемый переплетением осознаваемого и неосознаваемого, исторического и бытового. В памяти людей живы ужасы религиозных войн, крестовых походов, агрессий, набегов, этноконфессионального и социального геноцида. Телевидение почти еженедельно напоминает о кошмарах межплеменной резни в Африке или приносит сообщения о новых таких конфликтах. Многие из современников испытали их на себе. Этот опыт намертво закрепился в исторической памяти народов и оживает, порождая запредельные страхи и подозрения, всякий раз, когда какие-либо современные противоречия, проблемы, конфликты обретают или только грозят обрести межэтнические, религиозные, межрасовые формы. Если известные нам межэтнические конфликты вызывали к жизни чудовищные зверства, истребление целых народов, чем же могут, по аналогии, обернуться конфликты межцивилизационные? ! Эти генетические страхи нельзя игнорировать, и потому вопрос о принципиальной возможности межцивилизационных столкновений в прямом смысле этого слова7, то есть конфликтов и войн, заслуживает самого серьезного анализа. 3. Межцивилизационные войны?
В мировой науке нет общепризнанного определения категории "цивилизация". Некоторые авторы, в том числе и С. Хантингтон, пользуются им как синонимом понятия "культура". Другие исходят из различия понятий, подчеркивая, что культура (как совокупность ее материальных и духовных компонентов и практических навыков людей) существует везде и всегда, но далеко не каждая культура рождает на своей основе цивилизацию. Не вдаваясь сейчас в эту давнюю и незавершенную полемику, отметим еще одно интересное различие между двумя явлениями: культуры, развиваясь, переходят друг в друга, погибая лишь при исключительных поворотах судьбы; цивилизации в конечном счете гибнут всегда, что вовсе не тождественно физической гибели соответствующих народа или культуры.
Вынужденно оставаясь в рамках интуитивного понимания явления цивилизации, но склоняясь при этом ко второй его интерпретации (то есть к принципиальному различению цивилизации и культуры), попробуем проанализировать проблему гипотетических столкновений с практической и политической сторон. Остановимся при этом на двух моментах, необходимых и достаточных для того, чтобы "столкновение цивилизаций" могло действительно иметь место: на теоретически возможных типах таких столкновений и на условиях, минимально необходимых для реализации каждого типа.
Очевидно, могут быть выделены два принципиально разных "идеальных типа" межцивилизационных столкновений: соприкосновение цивилизаций, стихийное по его природе, причинам, механизмам, происходящее в эволюционной (естественные миграции и смешения) или радикальной (нашествия, завоевания) формах; и осознанное, преднамеренное, организованное их столкновение (колониализм; культурная, экономическая экспансия и т. п. ). Первый тип присутствует в жизни и политике постоянно, по-разному проявляясь в различные периоды и в разных регионах. Есть он и сейчас; будет и в будущем. Эволюционные формы его в принципе оставляют возможности для принятия необходимых регулятивных и политических мер, как внутренних, так и международных. Радикальные формы много опасней; в современном мире, однако, трудно представить себе условия (кроме антропогенной или природной катастрофы глобального или материкового масштаба), при которых с места стихийно снялись бы не отдельные группы и даже народы, но целые цивилизации.
Преднамеренное же столкновение цивилизаций требует наличия ряда предпосылок и условий. Первое и главное условие способности большой (тем паче очень большой) социальной группы, в том числе и цивилизации, действовать политически и практически как единое целое - наличие у нее оформившейся, достаточно завершенной, развитой самоидентификации (идентификационной целостности). Иными словами, цивилизация должна сама считать себя таковой, осознавать себя в этом качестве и сообразно своему самосознанию выстраивать цели, приоритеты, стратегию своей деятельности. Только при этом условии цивилизация сможет выступать по отношению к собственному населению как мотивирующая и мобилизующая сила, а не просто как совокупность некоего количества субъектов-носителей определенных культурных признаков.
Не вдаваясь в рассмотрение теорий процесса идентификации8, подчеркнем только, что сам этот процесс всегда и везде носит сложный, неоднозначный и растянутый во времени характер. Попытки ускорить и интенсифицировать его на уровне элит возможны, однако грозят отрывом элит от своих обществ, что может быть особенно опасно в ситуациях крупномасштабных внешних конфликтов. Кроме того, сегодня даже в странах, наиболее "соответствующих" образу самостоятельной цивилизации (например, в Китае), и массы, и элиты идентифицируют себя и свою страну по этническим, идеологическим, политическим признакам и по гражданству, но не по цивилизационной принадлежности. Нужно отметить и высокую степень асинхронности хода и результатов процессов идентификации у разных общностей в различные периоды и в разных условиях и обстоятельствах.
Другое принципиальное условие дееспособности цивилизации как единого целого ее организационно-политическая оформленность, выражающаяся, в частности, в наличии у нее центра, способного управлять действиями цивилизации вовне, а для этого как минимум частью ее ресурсов внутри. Организационно-политической формой цивилизации может быть государство, но может, теоретически, и иная структура; важно само присутствие организации, на деле способной управлять курсом и действиями цивилизации не только в духовном, но в политическом и практическом отношениях.
Размытость понятия цивилизации затрудняет анализ. Бесспорно, Китай можно считать самостоятельной цивилизацией, при этом почти полностью совпадающей с соответствующим государством - КНР, то есть имеющей развитую организационную структуру. Но цивилизации ли, в строго научном смысле слова, Индия, Россия, США и правомерно ли отождествлять их с соответствующими государствами? Мусульманский мир не объединен даже религией - некоторые течения мусульманства конфликтуют друг с другом, и на это накладываются этнические, культурные, политические различия. Существует ли африканская цивилизация и если да, то по каким критериям (в том числе политическим) мы ее определяем? Правомерно ли даже гипотетически говорить о "латиноамериканской цивилизации" и на какой основе коренных культур, испанского, североамериканского, иного влияния? Конечно, отсутствие у какой-либо цивилизации организационно-политического оформления сегодня еще не означает, что оно не возникнет завтра, тем более что организационное становление одной цивилизации, вероятнее всего, подстегнет аналогичные процессы в других. Но вряд ли реалистично ожидать, что кристаллизация подобных структур (особенно если и когда они объективно окажутся соперниками института государства в борьбе за власть и ресурсы) пойдет легко и быстро. В случае материализации такой тенденции ее развитие может занять десятилетия. В сегодняшнем мире одна цивилизация (или то, что ею представляется) может включать в себя несколько, даже десятки государств. Пример - часто упоминаемая еврохристианская цивилизация, к которой могут быть причислены не только Европа, Россия, США, но Латинская Америка, Австралия. Но и в одном государстве могут сосуществовать культурные общности, объективно относящиеся к разным цивилизациям - таковы те же Россия, Латинская Америка, а также Индия, ЮАР и особенно те страны, в которых миграция "на глазах" меняет традиционный этноконфессиональный состав населения, элит, а с ним и общую, и политическую культуры.
Страницы: 1, 2, 3
