С 19 по 26 апреля прошла конференция в Сан-Ремо, где, заинтересованные в ближневосточных делах друг в друге, Великобритания и Франция заключили ряд взаимовыгодных договоров, что привело к временному их согласию и на европейской арене. Дело в том, что события, произошедшие после мятежа Каппа-Лютвица, четко показали несогласованность позиций великих держав, что давало Германии дополнительный шанс на улучшение условий мирного договора. 20 апреля германский военный министр направил в Сан-Ремо ноту с просьбой об увеличении в два раза немецкого военного контингента - со 100 тысяч человек до 200 тысяч [26]. В ответ Верховный совет направил декларацию с отказом немцам в этой просьбе, ссылаясь на невыполнение ими мирных договоренностей по выплате репараций и демобилизации армии. Кроме того, великие державы давали гарантии неприкосновенности немецкой территории и приглашали германское правительство за стол переговоров.
Возможность сесть за стол переговоров вскоре представилась в виде конференции в Спа, состоявшейся с 5 по 16 июля 1920 года. Место проведения конференции было выбрано неслучайно - именно в Спа в свое время находилась ставка верховного главнокомандования Второго рейха [10, c.125]. Таким образом, британцы и французы как бы указывали Германии на то незначительное место, которое занимает в европейской политике она сейчас. Однако немецкие делегаты меньше всего в этот момент думали о символизме ситуации, они, как здравомыслящие люди, оценивали реальную политическую обстановку. На мой взгляд, наиболее ярко ее обрисовал министр иностранных дел Веймарской Германии Симонс. Он сказал: «Надо учитывать тактику противников. Одни из них хотят доить корову, другие - зарезать ее. Те, которые хотят доить, должны войти с нами в соглашение» [25].
Стоит также вкратце описать ту ситуацию, что на момент проведения конференции сложилась в самой Германии. Там, между тем, уже развернулись дебаты о целесообразности выполнения условий мирного договора. Проходили многотысячные митинги, инспирированные разного рода правыми милитаристскими группировками, с требованием «Долой Версальский мир!». Активно выступали протии мира и бывшие солдаты рейхсвера, не находившие места в гражданской жизни (эту ситуацию прекрасно описал классик немецкой литературы Эрих Мария Ремарк в романе «Возвращение»). Однако правительство еще опасалось открыто выступать против мира. Тем не менее, и выполнять его условия оно не спешило. В «Истории дипломатии» под редакцией профессора Потемкина можно увидеть следующие цифры: в Германии имелось 2 миллиона винтовок, не сданных победителям, вместо разрешенных 2 тысяч пулеметов на вооружении было 6 тысяч, и, самое главное, реально под ружьем находилось 200 тысяч солдат [25].
Впрочем, как мы помним, у Германии было четкое оправдание сложившейся ситуации - опасность возниконовения нового революционного кризиса. Боязнь революции в немалой степени была присуща и союзникам (в особенности, англичанам). Например, за три недели до конференции в Спа они удовлетворили просьбу Германии об увеличении числа полицейских 80 тысяч до 150 тысяч человек [25]. Это решение воодушевило немецких дипломатов, на конференции в Спа они довольно бодро попросили отсрочить выполнение военных пунктов договора до октября 1921 года. В ответ на жалобы Германии союзники предложили немцам немедленно разоружить добровольческие организации, изъять оружие у частных лиц, перевести армию на добровольческий принцип, сдать все излишки военного имущества и выполнить прочие условия договора. Если немцы примут эти условия, союзники согласны оставить в рейхсвере 150 тысяч солдат до 1 октября 1920 г., но к 1 января 1921 г. армия должна быть доведена до 100 тысяч. В случае несвоевременного или неточного выполнения этих условий союзники угрожали оккупировать новые территории Германии, в том числе, если понадобится, и Рурский бассейн. Немцы согласились принять условия союзников. 9 июля 1920 г. они подписали соответствующий протокол [14, c.15].
Однако главным вопросом, обсуждавшимся на конференции, был, понятно, вопрос репарационный. За прошедшее время Германия обязана была внести уже 20 миллиардов марок (внесла 8). Кроме того, не выполнялись требования союзников о выдаче ежемесячно 2,4 миллиона тонн угля. Началась затяжная дискуссия, лейтмотивом которой с немецкой стороны были фразы о невозможности выполнения в данный момент поставок угля. 10 июля ситуацию взорвало выступление немецкого промышленника Гуго Стиннеса, который официально не входил в немецкую делегации, являясь экспертом по вопросам тяжелой промышленности. Он в очень запальчивой форме заявил, что немцами принимаются все меры для реализации условий - но условия эти физически невыполнимы, и союзники могут оккупировать хоть весь Рур, но выполнения условий в срок не добьются [25]. При этом Стиннес, понятно, скромно умалчивал, что значительное число угля немцы продают в это время на сторону, получая немалые прибыли. Очевидно, это был своеобразный блеф: в целях сохранения устойчивости положения своей финансово-промышленной группы в борьбе со стремительно развивающимися лотарингскими компаниями Стиннес не побоялся рискнуть оккупацией Рура. А 11 июля, то есть уже на следующий день после выступления Стиннеса, последовал меморандум Симонса, в котором утверждалось, что Германия уже выплатила требуемые с нее 20 миллиардов марок, а, кроме того, требовал послаблений из-за сложного экономического состояния страны. В противном случае Симонс намекал на остановку выплаты репараций вообще. Но союзники отказались даже обсуждать возражения Германии. Началась своеобразная «военная тревога». Маршал Фош со стороны Франции и фельдмаршал Вильсон начали обсуждение плана военных действий против Германии. В ход был пущен и дипломатический нажим: английский посол в Берлине лорд д'Абернон, имевший связи с крупными финансистами Германии, советовал немцам уступить. Германское правительство, убедившись, что дальнейшее сопротивление не только бесполезно, но и опасно, пошло на капитуляцию. 16 июля 1920 г. германская делегация подписала протокол, предложенный союзниками. Поставки немецкого угля были определены в 2 миллиона тонн ежемесячно [25].
Также конференция в Спа окончательно установила долю каждого из союзников в будущих репарациях, хотя и не установила их точного размера: Франции -- 52%, Великобритании -- 22, Италии --10, Японии -- 0,75, Бельгии -- 8, Португалии -- 0,75, Греции, Румынии и Югославии, странам, не представленным на конференции, -- 6,5%. Для США было сохранено право получения своей доли репараций, хотя американский Сенат и не утвердил Версальского договора [24].
Итак, немцы подписали договор в Спа, лишь попав под реальную угрозу повторного военного вторжения союзников. Разумеется, правых в этой ситуации найти сложно. С одной стороны, Германия всячески затягивала начало мер по выполнению условий Версаля (правда, имея на то довольно объективные причины). С другой стороны, союзники (особенно это касается Франции) вместо того, чтобы поискать какое-то компромиссное решение, удобоваримое для обеих сторон, предпочитали решать все вопросы звонким бряцаньем оружием. Естественно, ни о каком положительном решении вопроса в таких условиях речи не шло.
Не успела германская делегация вернуться из Бельгии, как началось активное маневрирование с целью не выполнять принятые на себя только что обязательства. Представители крупного финансового капитала (по большому счету, когда-то и толкнувшие кайзера на войну) решительно отказывались нести репарационное бремя. Гуго Стиннес стал их знаменем, развернув просто бешеную агитацию по требованию пересмотра условий мирного договора. Германский союз промышленников решительно выступал против того пункта договора в Спа, где говорилось о торговле углем. Эта организация пыталась доказать, что германская промышленность остается без лучших сортов угля и кокса, что влияет на ее развитие и, соответственно, не позволяет восстановить экономику для выплаты репараций. Воспользовавшись этой логической цепочкой, немцы принялись снова задерживать выплаты, тем более, что в экономике в самом деле появились первые объективные кризисные явления. Другое дело, что эти самые явления появились и в экономике Британии и Франции, что, конечно, только давало им стимул как можно скорее и в как можно более полном объеме начать взимать с Веймарской республики репарации.
Интересно, что в это время в Германии появляется мысль «заплатить репарации кровью». Суть этой мысли в том, что Германия (разумеется, не через официальные каналы) предлагала услуги рейхсвера в организации крестового похода против большевизма. Это должно было, во-первых, поднять общий моральный дух в поверженной Германии, а, во-вторых, стать своеобразным средством расплаты с Антантой, ведь боязнь революции еще и в 1920-м году, вплоть до «чуда на Висле», просто охватила правящие круги западных стран. Выразителями этих идей были такие фигуры, как генерал Людендорф, лидер появившейся национал-социалистской партии Гитлер, и будущий теоретик нацизма Альфред Розенберг. Однако после «чуда на Висле» и перехода Красной армии в оборону актуальность такого предложения несколько снизилась по сравнению с актуальностью мирового финансового кризиса [25].
Тем временем, приближалась очередная конференция, на этот раз - в Париже. Ей предшествовала активная деятельность немецких дипломатов, на всех углах трезвонивших о плачевном положении немецкой экономики и необходимости предоставления Германии уступок. Эта тактика принесла успех на предварительной конференции экспертов в Брюсселе в 1920-м году, где немцы действительно добились определенных послаблений. Однако все надежды на продолжение уступок на Парижской конференции (24-30 января 1921 года) обернулись крахом. Итогом Парижской конференции стало новое предложение союзников по порядку выплаты репараций. Общая сумма теперь исчислялась в 226 миллиардах золотых марок, от Германии требовалось вносить ежегодные взносы: первые два года -- по 2 миллиарда, три года -- по 3 миллиарда, затем ещё три года -- по 4 миллиарда, следующие три года -- по 5 миллиардов и в оставшиеся 31 год -- по 6 миллиардов золотых марок. Гарантией выполнения условий репарационного договора объявлялось все имущество Германии, в частности - германские таможни.
Интересным моментом перед Парижской конференцией стало предложение британских финансовых экспертов о переводе германских репараций непосредственно на счет США. Дело в том, что США во время первой мировой войны стали кредиторами большинства воюющих стран, особенно в этом отношении выделялись Британия и Франция. Поэтому значительная часть той суммы, что вышеозначенные страны получали бы в качестве репараций с Германии, все равно в итоге переходили к США. Однако провести в жизнь этот проект не удалось, так как США резко выступили против, назвав долги союзников «коммерческими». На деле же, очевидно, США, во-первых, желали реально ослабить экономику союзников (а при условии передачи репараций все как бы остались бы при своих), а, во-вторых, не допустить подрыва экономики Германии. В целом США, хотя и ограничивались согласно своей концепции изоляционизма отправкой на конференции сторонних наблюдателей, достаточно явно поддерживали Германию в ее саботаже репарационных выплат. Это доказывает и то обстоятельство, что в 1921-м году США наконец-то подписали сепаратный мирный договор с Германией, который в целом повторял условия Версальского мирного договора. Единственным отличием было отсутствие пунктов, связанных с Лигой наций [26].
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5
