Необходимо, наверное, отметить и то, что противостояние России и Великобритании в рамках «Большой Игры» никогда не ограничивалось исключительно военно-стратегическими вопросами. Идеологи проникновения Великобритании в Центральную Азию всегда подчеркивали важность выхода на местные рынки. Понимали это и в России, поскольку еще до начала военной экспансии России в Центральной Азии участники ряда английских экспедиций - в частности, Муркрофт и Александр Бернс - отмечали, что местные рынки уже наводнены русскими товарами, о качестве которых они отзывались весьма нелестно, и полагали, что, если бы Британия получила на рынок равный доступ, успех был бы обеспечен. Да и сама начавшаяся в 1860-х годах российская экспансия в регион, как считают многие исследователи, была изначально вызвана необходимостью поставить под контроль регионы, производящие хлопок - в каком-то смысле стратегическое сырье для молодого российского капитализма, поставки которого чрезвычайно осложнились после начавшейся в США Гражданской войны. [26 с. 182]

Впрочем, как бы то ни было, главный аргумент участия России в «Игре» в качестве сознательного игрока сводится к неоспоримому факту, что Российская империя действительно постоянно расширялась на протяжении почти двух столетий. А раз она расширялась, то расширялась не просто так, а КУДА-ТО. Например, к Индийскому океану, а значит, и к Индии. Впрочем, если признать подобный аргумент, то необходимо допустить, что у России могли существовать четкие планы, рассчитанные на пару веков, которые бы последовательно реализовывали все российские монархи вне зависимости от убеждений и проводимой политики. Для того чтобы поверить в это, надо быть фантастически высокого мнения о слаженности и управляемости российского государственного аппарата. Впрочем, представлять своего противника в виде отлаженной зловещей машины, последовательно выполняющей какую-то грозную программу - порок восприятия, свойственный слишком многим политикам и общественным деятелям в любой стране.

Как показывает практика, более верными обычно оказываются куда более простые объяснения. Разумеется, никто не претендует на универсальный ответ на вопрос, почему Россия 200 лет расширялась на юг и юго-восток. Однако усматривать здесь следование одному раз и навсегда утвержденному плану представляется весьма сомнительным. Пожалуй, на определенные размышления могут навести слова лорда Керзона, совершившего в молодости поездку по строившейся тогда Закаспийской железной дороге. Этот далеко не русофильски настроенный политик, будущий вице-король Индии и консервативный министр иностранных дел, высказался в своей книге по вопросу российской экспансии так: «При отсутствии каких-либо физических препятствий и во враждебном окружении… вся логика дипломатии сводится к пониманию альтернативы: победа или поражение. Россия было просто вынуждена продвигаться вперед, как Земля - вращаться вокруг Солнца».

Разумеется, не стоит считать эту фразу вершиной политической аналитики, раз и навсегда снимающей все исторические и политические вопросы. Но все же обратить на нее внимание стоит. Просто потому, что это попытка трезвого и беспристрастного взгляда на положение дел. Центральная Азия в век противостояния империй была прорехой на политической карте. И эту прореху рано или поздно кто-то должен был «залатать». Россия же, подчиняясь почти физическим законам инерции, продвигалась к Среднеазиатским ханствам просто протягивая линии своих крепостей все дальше на юг через казахские степи. Движение это можно сравнить с продвижением русских по Сибири или продвижением американских поселенцев на Запад. Несмотря на все различия, общее здесь одно: отсутствие твердого сопротивления подстегивает дальнейшее движение вперед. То, что Британцы не пришли в Центральную Азию первыми, может во многом быть объяснено не сложными дипломатическими играми или какими-то политическими просчетами, а суровой географической действительностью: чтобы утвердить свое влияние в Коканде, Хиве и Бухаре, англичанам надо было преодолеть горы, а русским - степь. При сложности обеих задач, вторая все же выглядела проще. Кроме того, англичанам надо было утвердиться в Афганистане, однако после двух прискорбных попыток они стали первым народом в новой истории, пришедшим к выводу, что покорить Афганистан невозможно.

Впрочем, каким бы ни был взгляд на «Большую Игру», самое скромное место в ней отводится роли самих центральноазиатских стран. Никто почему-то не хочет взглянуть на историю региона и существовавших в нем государств изнутри. Отмечается лишь то, как в регион пришли империи и начали там свои «игры», не задумываясь, как эти «игры» видятся самим жителям, чей вклад в историю региона насчитывает не одно столетие. Впрочем, это отражение общего европейского высокомерия, которое вряд ли может быть полностью преодолено, особенно при рассмотрении исторических сюжетов. В конце концов, главные участники этих процессов и в Британии, и в России придерживались именно такого взгляда на мир, при котором их страны находятся в центре мира, а Азия нужна лишь для обслуживания их интересов. Это реалии тех лет.

Все вышеперечисленное - наблюдения за историей позапрошлого века. Однако нам гораздо важнее посмотреть на реалии Центральной Азии века двадцать первого. И здесь можно усмотреть ряд важных аналогий. Прежде всего, вместе с крушением Советского Союза Центральная Азия вновь оказалась предоставлена сама себе. Она не находится ни под чьим внешним управлением или покровительством. А значит, в центре азиатского континента вновь «открылся» громадный регион с населением почти 50 миллионов человек, относительно развитый промышленно и обладающий в совокупности громадным сырьевым потенциалом. Кроме того, с появлением в наше время нового ресурса, из которого можно извлекать прибыль, а именно предоставления территории для транзита товаров и услуг, значение Центральной Азии как региона, лежащего между стремительно развивающимся Китаем, Россией и Европой, а также примыкающего к Индии и Пакистану, повышается многократно.

Однако при всем при этом нельзя не замечать и другого: государства Центральной Азии в настоящее время почти окружены гораздо более сильными в экономическом плане соседями (это Россия, Китай, Индия, а в каком-то смысле, Иран и Пакистан). Если же сравнить военный потенциал стран региона и государств-соседей, то здесь будет заметен еще более драматичный разрыв. Центральная Азия в настоящее время является единственным регионом мира, который с трех сторон окружен ядерными державами. Если же через какое-то время ядерная бомба окажется также и у Ирана, то круг замкнется полностью, и в отношении ядерной безопасности положение региона сравнится разве что с зажатой между Россией и Китаем Монголией. По принципиальным характеристикам оно мало чем отличается от положения среднеазиатских ханств в девятнадцатом веке, то есть соответствует начальным условиям «Большой Игры». Поэтому процессы, происходящие в Центральной Азии, будет удобно и правомерно рассматривать в этих категориях.[7 c. 192]

Конечно, если взять за основу такой взгляд на вещи, то стоит признать, что условия этой игры изменились. Прежде всего, в ней существенно прибавилось игроков. Таковым - причем на первых ролях - уже является Китай, в прежнее время лишь пассивно наблюдавший за разворачивающимися событиями. Кроме них в игре участвуют и второстепенные игроки, также имеющие свои интересы, например Турция и Пакистан. Кроме того, в ряду игроков первостепенных есть и такие, которые вовсе не граничат с регионом, но также стремятся утвердить в нем свое влияние: это, прежде всего, Соединенные Штаты Америки.

«Выигрыш» в этой «Игре» также несколько изменился. Точнее, изменились инструменты его достижения. Осталось желание контролировать ситуацию в регионе, а также перемещение имеющихся в регионе ресурсов в нужном для себя направлении. Однако сейчас это достигается не военной оккупацией и установлением протекторатов, а межгосударственными договорами, инвестициями, строительством трубопроводов, железнодорожных и автомобильных трасс. То есть в любом случае происходит это с гораздо большим учетом интересов местных элит, чем в предыдущих раундах «Игры». Впрочем, голый военный фактор, как показывают события вокруг Афганистана, и наличие Организации договора о коллективной безопасности тоже не исключается полностью. Условно можно считать, что новый период «Игры» начался вместе с распадом Советского Союза.

Также необходимо отметить, что события сейчас развиваются гораздо быстрее, чем в девятнадцатом веке, а значит, и фиксируемые результаты, на которые в позапрошлом веке требовались десятилетия, теперь достигаются за несколько лет. В этом случае можно признать, что на данном этапе Россия добилась весьма значимых для себя результатов. Прежде всего, почти уйдя из Центральной Азии в начале 1990-х, Россия вновь сумела туда вернуться. Одно из объяснений этого мало отличается от закономерностей, сработавших еще в девятнадцатом веке: ей вновь оказалось проще «добраться» до региона. Правда, теперь сыграла свою роль не физическая, а экономическая география, то есть не разница между степными и горными путями, а давно проложенные коммуникации из центральноазиатских стран, так или иначе завязанные на Россию. Поэтому усиление экономических позиций России почти автоматически привело к распространению ее влияния на Центральную Азию. Произошло это благодаря естественному ходу событий и работе простых экономических факторов.

При этом стоит заметить, что реакция западных игроков новой «Большой Игры» на усиление влияния России в Центральной Азии не слишком отличается от английских заявлений времен классического российско-британского противостояния. Россия в Центральной Азии вновь объявляется угрозой. Теперь, правда, угроза эта, если не считать непременных рассуждений о «поддержке недемократических режимов», видится в основном в том, что «Русский медведь» (а этот термин, как и в девятнадцатом, и двадцатом веке, вполне распространен на страницах западной прессы) подмял под себя все поставки энергоносителей из региона и теперь угрожает свободолюбивым народам Европы, эти энергоносители закупающим.[30 c. 291]

Глава 3. Реакция британской колониальной администрации и индийцев на российские проекты завоевания Индии

Политические процессы в Британской Индии, в том числе эволюция системы буржуазно-политических институтов, были результатом противоборства и взаимодействия двух сил: британского колониального режима и индийского национального движения. При этом колониальная администрация играла направляющую роль, в значительной степени определяя характер, темпы и границы политического процесса. Дабы укрепить свои позиции в Индии и не допустить опасной радикализации настроений в местном обществе, британские власти стремились направить политическую активность индийцев в конституционное русло. С этой целью был взят курс на постепенное инкорпорирование представителей индийской политической элиты в структуры колониального государственного механизма. Отражением этого курса явилась серия конституционных реформ, проводившихся в колонии со второй половины XIX века, в результате которых к моменту получения Индией независимости здесь сложились основы политических институтов, основанных на принципах западного парламентаризма.

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10