Первые киевские князья варяжского происхождения со своими дружинами сыграли немаловажную роль в становлении государства восточных славян. Они стали своеобразным катализатором процесса, шедшего достаточно давно, помогли установить более тесные связи между различными частями страны, сумели наладить оборону ее границ. Эти же князья способствовали активизации внешнеторгового обмена Киевской Руси с ее ближайшими соседями.
При всей преемственности перехода Киевской Руси в Московскую между этими двумя государственными образованиями существовали значимые различия. Приднепровье сначала заселилось, а затем получило княжескую власть. Северо-восточные земли колонизировались при участии ростово-суздальских, владимирских или московских князей. Киевская Русь старалась придерживаться родового принципа передачи княжеского стола: от брата к брату, от дяди к племяннику. Северо-восточные земли переходят к отчинному принципу передачи власти - от отца к сыну.
Владимирские, а затем и московские князья смотрели на княжество как на свою вотчину, а на людей, переселявшихся к ним (процесс переселения был стимулирован монголо-татарскими набегами, делавшими невозможной нормальную жизнь в степных районах), как на сидевших на княжеской земле работников. Количество земли начинает определять значимость и вес князя, поэтому приобретение новых владений становится насущной задачей князя-вотчинника. В период монголо-татарского нашествия и ига определяется и тип отношений между сословиями, стоявшими на верхних ступенях социальной пирамиды. В Киевской Руси постепенно складывались отношения, близкие к отношениям вассальной зависимости дружины, а затем и бояр от княжеской власти. При этом формировались некие нормы, существование которых гарантировало вассалам поддержание определенной дистанции от князя. В XIII-XIV вв. на Руси побеждает подданничество, не оставившее и следа от прежних вольностей и относительной независимости знати, а также и городов.
Приобретение земель, оставаясь насущной задачей московских самодержцев, начинает постепенно сдавать позиции перед новой проблемой - укреплением единоличной власти государя. Установление и сохранение единовластия проходит через всю русскую историю, причем иногда эти усилия совпадали с требованиями времени - и тогда страна получала крупных, а то и великих правителей (Иван III, Петр I, Екатерина II), иногда же личные интересы монарха повергали подданных в ужас бессмысленного террора (Иван IV Грозный).
В XVIII в. Россия созрела для установления в ней абсолютизма, который имел ряд существенных особенностей. Слабость буржуазных отношений, специфика городского развития обусловили отличия российского абсолютизма от его европейского аналога. Источниками становления данного режима в нашей стране были особая расстановка сил в господствующих слоях, обострявшаяся социальная рознь и (не в последнюю очередь) мощные внешние факторы, в особенности институциональные примеры Западной Европы.
Получив неограниченную, абсолютную власть, монарх отныне выступал единственным инициатором реформ и любых других изменений в жизни страны. При этом он зачастую следовал объективной необходимости, но не всегда обращал внимание на готовность к реформам населения России. В качестве союзника и исполнителя своих проектов монархия использовала только бюрократию и возможности государственного аппарата. В конечном счете, это вызвало раздражение повзрослевшего общества, выплеснувшееся наружу во второй половине XIX - начале XX в.
Все сказанное позволяет констатировать, что сложившаяся традиция государственно-политического развития России имела трагически-противоречивый характер. С одной стороны, огромная роль государственных начал в общественной жизни, крайняя персонификация власти, ее высокий социальный статус как власти по существу сакральной, священной, объективно закрепили за государством значение не просто главного, а, пожалуй, единственного гаранта целостности, стабильности и единства страны. С другой стороны, гипертрофия государственных функций достигалась за счет самостоятельности, самодеятельности, инициативы общества, независимости сословий и классов, сужения каналов воздействия последних на направления и формы политического развития. «Государство пухло, а народ хирел» (В.О. Ключевский) - на протяжении веков эта формула, увы, оставалась истинной. Балансируя между необходимостью преобразований и жизненной потребностью в обеспечении устойчивости традиционных общественных структур, гарантировавших стабильность, государственная власть, как правило, выбирала второе, и выбор этот был предопределен изначально.
Отсутствие институализированной, нормативно определенной политической жизни препятствовало формированию политической культуры и политической традиции. Следствием этого явилось развитие чрезвычайно импульсивного, радикально настроенного общественного движения. Возглавляемое не дворянством или буржуазией как классами, а интеллигенцией, усматривавшей свое предназначение в том, чтобы выражать «интересы страдающего народа», оно с самого начала XIX в. вступило в резкий конфликт с правительством, который после целого ряда жестоких столкновений разрешился драмой 1917 г.
Учитывая особенности российского социально-политического развития, вряд ли можно было ожидать иного исхода. Зажатое между лозунгами официальной идеологии и жесткой практикой карательных органов, общественное движение России с годами усваивало все более решительный тон, не имея возможности понять необходимость политического центра и ценность либерализма. Впрочем, последнее было трудно сделать, ибо роль инициатора реформ, центра и охранителя в разные периоды играло само правительство, постепенно утрачивавшее ясность видения ситуации и определенность политических принципов. В этих условиях либеральный лагерь не смог и не мог выработать четкой программы, организоваться, сплотить сторонников, а радикальные общественные течения, борясь с государством, вдохновлялись близкими к правительственным верхам идеями «насильственного прогресса».
Революционное движение, действовавшее в подполье, скатывалось или к индивидуальному террору, или к тактике заговора. И охранители в правительстве, и революционеры-бомбисты полагались на силу. Первые стремились удержать общество в старых рамках, вторые - втянуть его в теоретически светлое будущее, не спрашивая при этом согласия или несогласия народа России, считавшегося недостаточно зрелым для участия в определении своей судьбы.
К началу XX в. противостояние общественных лагерей обострилось настолько, что первый же серьезный социально-политический кризис мог обернуться катастрофой. Не успев оправиться от революционных потрясений 1905 г., Россия оказалась втянутой в первую мировую войну. Порожденный ею общеевропейский кризис больнее всего ударил по России, однако этот удар и эта боль отозвались во всем мире.
Церковь и государство. Православие очень многое изменило в жизни России. Оно дало письменность, школы, суды, новые законы. Церковь опекала нищих, убогих, больных. Родовые, племенные, дружинные связи переосмысливались отныне на основе не только утверждения государственного начала, но и формирования особой духовной общности, свойственной русскому православному обществу. Церковь поднимала значение княжеской власти, борясь со взглядами на князя лишь как на военного вождя. Она принесла на Русь освященную иерархию, духовно связывавшую ее части друг с другом.
Восприятие Русью христианства не было, однако, процессом быстрым и легким. Пришедшее из Византии русское православие далеко не сразу освоило премудрости византийской религиозной мысли. Один из ярчайших представителей славянофильства А.С. Хомяков давно обратил внимание на то обстоятельство, что Древняя Русь восприняла только внешнюю форму, обряд, а не дух и сущность христианства. Действительно, богословские искания занимали скромное место даже в жизни древнерусских монастырей. В миру же, по словам профессора Е.Е. Голубинского, народная масса Руси ничего не успела освоить в домонгольский период - ни внешности, ни внутреннего смысла, ни образа, ни сущности христианской религии. Проблема усугублялась тем, что своих кадров священников было мало, а греческие и болгарские - слишком оторваны от русской жизни, далеки от ее понимания. Постепенно константинопольские иерархи исчезают с русской арены, но вместе с ними прекращается и систематический приток греческих духовных сил.
Временами положение с богословской подготовкой священнослужителей становилось катастрофическим. В XVI в. Стоглавый собор отмечал, что, если не посвящать в сан неграмотных, церкви останутся без пения, а христианам придется умирать без покаяния. В XVI-XVII вв. устанавливается своеобразный компромисс между пастырями и паствой. Духовенство снижало требования, предъявляемые к знаниям мирянами содержания вероучения, либо вообще не пыталось формировать их. Мирянам же, затверживавшим понятия об обрядах, молитвах и культе, чужды были рассуждения о догматических тонкостях. Богословские искания, размышления о сущности религиозных истин оставались привилегией крайне узкого круга высокообразованных священнослужителей. Духовные прозрения, сопровождавшие эти искания, поразительны, но они являлись достоянием немногих.
Уже Киевская Русь, находившаяся в зоне цивилизационного влияния Византии, восприняла важнейшие нормы, определявшие взаимоотношения государственной власти и церкви, утвердившиеся в империи. Византийская православная церковь не пыталась притязать на участие в политической жизни, категорически осуждала амбиции главы католической иерархии, римского папы, направленные на установление теократии и фактическое подчинение светских государей собственной власти. Верховенство императора, опекающего церковь и заботящегося о поддержании христианского мира в государстве, уход церкви от мирских страстей и политической борьбы - таковы принципы, представлявшиеся византийскому православному духовенству единственно соответствующими религиозной доктрине.
С момента своего возникновения церковь на Руси находилась под покровительством и влиянием княжеской власти. Само крещение, инициированное князем Владимиром I Святым, могло стать реальностью только при условии активных и целенаправленных усилий светских властей. Новые епархии возникали по желанию и при активном участии князей. Самоосвобождение русской церкви от византийской было настолько же делом национальным и церковным, насколько и политическим, и проходило при твердой поддержке государства.
Материальное благосостояние русской православной церкви покоилось на обладании землями и сидевшими на них крепостными; участия в торговых операциях, ростовщических сделках, промышленном предпринимательстве православное духовенство не принимало. В результате угроза конфискации или даже ограничения церковного землевладения ставила церковь в прочную зависимость от государства.
Идейно-религиозный кризис середины XVII в. и последовавший за ним раскол церкви еще более усилили ее зависимость от светских властей. Без помощи государства официальной церкви вряд ли удалось бы справиться с раскольниками со столь незначительными потерями. Все это предопределило превращение церкви в одно из подразделений государственного аппарата в первой четверти XVIII в., когда по указу Петра I для управления церковными делами был организован Синод во главе с назначаемым императором обер-прокурором.
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33, 34, 35, 36, 37, 38, 39, 40, 41, 42, 43, 44, 45, 46, 47, 48, 49, 50, 51, 52, 53, 54, 55, 56, 57, 58, 59, 60, 61, 62, 63, 64, 65, 66, 67, 68, 69, 70, 71, 72, 73, 74, 75, 76, 77, 78, 79, 80, 81, 82, 83, 84, 85, 86, 87, 88, 89, 90, 91, 92, 93, 94, 95, 96, 97, 98
