Находясь в России, пытливый до мелочей имам невольно сравнивал родной Кавказ с огромной страной, в которой он очутился, удивляясь ее размаху и развитию. Однажды его привезли посмотреть губернскую гимназию, в которой Шамиль попросил непременно показать ему физический кабинет. Наткнувшись там на корявый кусок магнита, имам долго с ним играл, радуясь тому, как он притягивает всякие железячки. Но в гимназии Шамилю так и не смогли объяснить, зачем русских детей учат русскому же языку. И совершенно озадаченным стал Шамиль, посетив позже русский флот в Кронштадте, монетный двор в Петербурге, фарфоровый и стеклянный заводы... "Да, я жалею, что не знал России и что ранее не искал ее дружбы!" - произнес Шамиль со вздохом, подъезжая к Калуге.
Летом 1861 года Шамиль со своим сыном Кази-Магомедом и двумя зятьями отправились в столицу просить у Александра II разрешения ехать в Мекку. Но Александр II ответил уклончиво, давая понять, что пока не время... Позднее Шамиль красноречиво писал об этом эпизоде своему покровителю князю Барятинскому: "Краснею со стыда перед Его Императорским Величеством и перед тобою, Князь, и раскаиваюсь, что высказал желание ехать в Мекку. Клянусь Богом, я не высказал бы моих задушевных желаний, если бы знал, что Кавказ еще не замирен. Не высказал бы потому, чтобы Император и ты, Князь, не подумали бы обо мне чего дурного! Если я лгу, то пусть поразит меня и все мое семейство кара Божия!" (Просьбу Шамиля Александр II исполнил. В 1871 году Шамиль посетил гробницу пророка Магомета, но вернуться в Россию ему уже не пришлось: смерть настигла имама в Медине.)
Постепенно, по свидетельству приставленного к имаму офицера, надзор за "стариком", как называли за глаза Шамиля, стал почти незаметным. Никто его уже и не воспринимал как военнопленного. Но интерес к нему не угасал. У Шамиля часто интересовались о тех жестокостях, которые он совершал над людьми. Имам на это отвечал философски: "Я был пастырь, а те были моими овцами, чтобы их держать в повиновении и покорности, я должен был употреблять жестокие меры. Правда, много людей я казнил, но не за преданность к русским - они мне никогда ее не высказывали, - а за их скверную натуру, за грабеж и за разбой, поэтому я не боюсь наказания от Бога". На вопрос, почему он не сдался раньше, он отвечал как человек чести: "Я был связан своей присягой народу. Что сказали бы про меня? Теперь я сделал свое дело. Совесть моя чиста, весь Кавказ, русские и все европейские народы отдадут мне справедливость в том, что я сдался только тогда, когда в горах народ питался травою".
Как-то вечером Шамиль тихонько постучал в комнату своей новой "няньки" Чичагова и, с минуту помолчав, вдруг спросил:
"Чем и как лучше я могу доказать, как я обожаю своего Государя?" Ответ напрашивался сам: присяга на верноподданство. И Шамиль не заставил себя долго ждать. Имам написал Александру II письмо, ставшее своего рода политическим завещанием Шамиля потомкам: "Ты, великий Государь, победил меня и кавказские народы, мне подвластные, оружием. Ты, великий Государь, подарил мне жизнь. Ты, великий Государь, покорил мое сердце благодеяниями. Мой священный долг как облагодетельствованного дряхлого старика и покоренного Твоею великою душой внушить детям их обязанности перед Россией и ее законными царями. Я завещал им питать вечную благодарность к Тебе, Государь, за все благодеяния, которыми ты меня осыпаешь. Я завещал им быть верноподданными царям России и полезными слугами новому нашему отечеству"... Там же. С. 205.
Шамиль принял присягу 26 августа 1866 года вместе со своими сыновьями Кази-Магомедом и Шафи-Магомедом в зале калужского Дворянского собрания.
Чем было это столь странное, на 180 градусов, обращение имама Шамиля из последовательного врага России в ее верноподданного? Был ли этот поворот искренним или же это было лишь притворство? Никто, пожалуй, кроме самого Шамиля, не ответит на этот вопрос. И все-таки, думается, что имам был искренен. С чего ему было двуличничать? Это был смелый и порядочный немолодой уже человек, так что не из трусости же он принял дружбу со вчерашними своими неприятелями. Что ему угрожало? В конце концов, находясь в ссылке, побежденный Шамиль мог бы просто замкнуться в четырех стенах. Но нет, он сам идет навстречу своим прежним противникам. Думается, что это было проявление настоящей мудрости, преклонявшейся перед великодушием и величием бывших врагов.
С другой стороны, как объяснить условия, созданные Шамилю и его семье российским императором? Нам кажется, не стоит впадать в идеализацию дружбы между Шамилем и Александром II. Со стороны российского императора прием Шамиля с был обоснован дипломатическими соображениями. Во-первых, император демонстрировал уважение сильному противнику, что было вполне в традициях военной вежливости и говорило о прежде всего о благородстве победителя. Устроит Шамиля со всеми возможными почестями, император тем самым показывал себя в хорошем свете.
Однако большей, на наш взгляд, причиной такого отношения, являлось стремление Александра II и его окружения продемонстрировать Северному Кавказу дружбу между ее идолом - имамом и русским царем. Это было вполне дальновидное решение в контексте необходимости построения нормальных, мирных отношений на Северном Кавказе. Жестокая расправа или унижение Шамиля, несомненно, только бы ожесточили горцев, а возможно, и привели бы к новой яростной вспышке восстания на Кавказе. делать из Шамиля мученика было нельзя. Мученик обычно опаснее героя, и давать в руки только что усмиренного Кавказа штандарт с именем «невинно убиенного» Шамиля было бы просто безрассудством.
С другой стороны, уважение, оказанное Шамилю, как бы распространялось на весь Северный Кавказ. С дипломатической точки зрения Россия таким образом отдавала дань героической обороне противника. Пример Шамиля должна была показать всю степень благородства победителя, а также ту счастливую судьбу, которая ждет Северный Кавказ под сенью российского орла. Таким образом, обращение с Шамилем после его пленения, как нам кажется, соответствовало дипломатическим задачам России в контексте ее дальнейших целей на покоренном Северном Кавказе.
Однако с пленением Шамиля война на Северном Кавказе не была закончена. Завершение Кавказской войны связано с именем Дмитрия Алексеевича Милютина, генерал-фельдмаршала, военного историка, выдающегося государственного деятеля и реформатора, военного министра в царствование императора Александра II.
Профессионалы такого уровня, как Дмитрий Милютин, в те времена в русской армии были редки. Он сочетал в себе сразу несколько качеств. Во-первых, способности блестящего ученого. За время работы в Военной академии Д. А. Милютин практически с нуля создал в России принципиально новое направление военной науки - военную статистику, изучавшую ресурсы государства. Причем он не только издал теоретический труд «Опыты военной статистики», но и приложил немало усилий к созданию многотомного военно-статистического описания Российской империи. Помимо этого Д. А. Милютин приобрел известность в качестве военного историка. Его пятитомная работа по истории Итальянского похода Суворова 1799 года, которую Императорская академия наук удостоила Демидовской премии, была переведена на несколько европейских языков. Во-вторых, за годы службы в действующей армии на Кавказе (а Отдельный кавказский корпус заслуженно имел репутацию самого боеспособного в России) будущий военный министр приобрел довольно богатый опыт боевого офицера, чего так не хватало многим его штабным коллегам.
В связи с этим при изучении последнего этапа Кавказской войны целесообразно опираться на «Воспоминания» графа Д. А. Милютина. Милютин Д. А. Воспоминания. 1863 - 1864 / Под ред. Л. Г. Захаровой. М., 2003.
После окончания Крымской войны Россия сосредоточила все свои усилия на Кавказе. Туда была брошена более чем 200-тысячная армия. Д. А. Милютин писал в своих воспоминаниях: «В последние годы войны на Кавказе мы должны были держать громадные силы: пехоты 172 батальона регулярных, 13 батальонов и 7 сотен нерегулярных; конницы 20 эскадронов драгун, 52 полка, 5 эскадронов и 13 сотен иррегулярных при 242 полевых орудьях. Общий годовой расход на содержание этих войск достигал 30 млн. руб.». Там же. С. 142.
Необходимость в сжатые сроки закончить войну с горцами заставила Петербург предоставить почти неограниченные полномочия кавказским военным властям. К тому же занимавший в то время должность кавказского наместника Александр Иванович Барятинский был личным другом Александра II, и это позволяло ему держать себя независимо с чиновниками военного министерства. А ближайший сотрудник наместника Д. А. Милютин получил карт-бланш на любые преобразования. Милютин начал с того, что отделил собственно боевое управление войсками, которое было возложено на Главный штаб Кавказской армии, от хозяйственно-административного. Кроме того, он упорядочил и упростил систему управления армией, избавившись от дублирующих друг друга структур, сократил управленческий штат и вместе с ним расходы. В результате на Кавказе была создана своего рода «модель» будущего военного министерства, а заодно и сформированы основные элементы территориального военного округа. Новая система зарекомендовала себя блестяще. Реорганизованная по милютинскому проекту Кавказская армия сумела в течение четырех лет закончить войну с горцами, тянувшуюся несколько десятилетий.
Вместе с тем при Д. А. Милютине получили дальнейшее развитие новые элементы стратегии, вышедшие на первый план в 40-е - 50-е гг.: научно обоснованное коммуникационное освоение Кавказа и более интенсивное, чем прежде, обсаживание его казачьими и другими поселениями - по примеру славного Рима: «...в продолжение шестидесятилетней борьбы нашей на Кавказе последовательное покорение различных частей этого гигантского гнездилища дикого изуверства и разбоя было плодом разработки путей через места, дотоле недоступные для войск, в совокупности с системою казачьих поселений, хотя в измененной форме, напоминающих римские постоянные лагеря». Там же. С. 148. К традициям римлян апеллировал Д. А. Милютин и в записках «О средствах и системе утверждения русского владычества на Кавказе» (1840-1841) и «Наставления к занятию, обороне и атаке лесов, деревень, оврагов и других местных предметов» (1843). Специальным предметом его раздумий были «средства покорения и утверждения владычества в крае, в котором народ обороняется сам (изучение войн римлян во время империи, англичан с шотландцами и т.д.), средства колонизации». Там же.
Таким образом, новое, более интенсивное и стратегически обоснованное поведение русских войск на Кавказе принесло ощутимые плоды и привело к завершению войны многолетней войны. Ее итоги оказались неоднозначны. Целесообразно посвятить рассмотрению этих итогов отдельную главу.
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10
