При летосчислении обычно применялся счет «от сотворения мира», которое якобы произошло за 5508 лет до той условной точки («рождества Христова»), от которой мы ведем свой счет времени, считаем началом «нашей эры». Древнейшая кириллическая да-тированная надпись -- 943 г. (о походе киев-ского князя Игоря на Византию) в пересчете на эру «от сотворения мира» выглядит так: 943+5508=6451, или по-древнерусски

Русская деревня долгое время оставалась неграмотной, но в городах грамотность была распространена широко, о чем кроме берестя-ных грамот свидетельствует множество над-писей на бытовых вещах и на стенах церквей. Кузнец-оружейник ставил свое имя на выко-ванном им клинке меча («Людота Коваль»); новгородский мастер великолепного серебря-ного кубка подписал свое изделие: «Братило делал»; княжеский человек помечал глиняную амфору-корчагу: «Доброе вино прислал князю Богунка»; любечанин Иван, резчик по камню, изготовив миниатюрное, почти игрушечное веретенное пряслице своей единственной до-чери, написал на нем: «Иванко создал тебе [это] одина дщи»; на другом пряслице девушка, учившаяся грамоте, нацарапала рус-ский алфавит, чтобы это «пособие» было всегда под рукой.

У нас есть несколько свидетельств о существовании школ для юношей; в 1086 г. сестра Мономаха устроила в Киеве школу для девушек при одном из монастырей. Учителя-ми часто бывали представители низшего ду-ховенства (дьяконы, дьячки). В руки археоло-гов попали интересные тетради двух новго-родских школьников, датированные 1263 го-дом. По ним мы можем судить о характере преподавания в то время. Ученики XIII в. ус-ваивали грамотность по слоговой системе («буки-аз» -- ба, «веди-аз» -- ва и т.д.); они изучали коммерческую корреспонденцию, ци-фирь, учили основные молитвы.

Высшим учебным заведением средневеко-вого типа был в известной мере Киево-Печерский монастырь. Из этого монастыря выхо-дили высшие церковные иерархи (игумены монастырей, епископы, митрополиты), кото-рые должны были пройти курс богословия, изучить греческий язык, знать церковную литературу, научиться красноречию. Образ-цом такого церковного красноречия является высокопарная кантата в честь великого князя, сочиненная одним игуменом в 1198 г. Серию поучений против язычества считают кон-спектом лекций этого киевского «университе-та».

Представление об уровне знаний могут дать «Изборники» 1073 и 1076 гг., где мы находим статьи по грамматике, философии и другим дисциплинам. Русские люди того времени хорошо сознавали, что «книги суть реки, напояющие вселенную мудро-стью». Некоторые мудрые книги называли «глубинными книгами».

Возможно, что некоторые русские люди учились в заграничных университетах. Один из авторов конца XI ib., желая подчеркнуть скромность своего собственного образования, писал своему князю: «Я князь, не ездил за море и не учился у философов (профессоров), но как пчела, припадающая к разным цветам, наполняет соты медом, так и я из многих книг выбирал сладость словесную и мудрость» (Даниил Заточник).

Говоря о грамотности в то время, следует учесть общее для всего средневековья обыкно-вение читать книги вслух. Книги читались вслух даже в монастырях (где были гра-мотные монахи) во время трапез. Чтение вслух приобщало к книге широкий круг негра-мотных. Любопытные сведения о таком чтении с комментариями сохранило «Житие Авраамия Смоленского» (начало XIII в.). Авраамий сам был монахом, но он бичевал стяжательство монастырей, пьянство и раз-вращенность духовенства. Он читал вслух разным людям (в том числе и «работным», «меньшим») из окрестных сел книги о «лихих пастухах» (подразумевались «плохие пасты-ри» -- духовенство). В Смоленске говорили, что «он уже весь град к себе обратил есть». Игумены и попы «яко волы рыкающие» хотели судить Авраамия и «аще бо можно, жива его пожрети».

С принятием христианства Русь получила доступ к значительному фонду тогдашней литературы. Большую роль в ознакомлении русских людей с греческой литературой сы-грала Болгария, где уже в IX и Х вв. многое из нее было переведено на болгарский язык. Родственность болгарского и русского языков позволила копировать болгарские книги. Но русские и сами переводили с греческого, латинского и древнееврейского. Переводилась не только церковная литература, но и сочи-нения по истории, юриспруденции, «изборни-ки», византийский рыцарский роман и многое другое.

Существенное отличие русской средневе-ковой письменности от западноевропейской заключалось в том, что она основывалась на родном русском языке, а не на латыни, чуждой многим народам Запада (германским, кельтским, славянским). Русскому человеку достаточно было знать азбуку, чтобы при-общиться к культуре, а англичане, немцы, поляки, для того чтобы стать грамотными, должны были изучать чуждую им латынь, так как государственным, церковным и отча-сти литературным языком был латинский.

Образованные русские люди знали инос-транные языки; так отец Владимира Монома-ха «седя дома изумеяте (изучил) пять язык». Какими языками владел князь Всеволод Ярославич, мы не знаем, но греческий и латынь несомненно должны были быть среди них.

Былины. В Х в., в эпоху становления и укрепления государства, зародился новый эпический жанр -- героический былинный эпос. Былины резко отличались от -прид-ворных славословий, которые мы находим в летописях.

Эпоха полюдья и дальних заморских путешествий за тысячи километров от Киева не оставила следа в русской эпической поэзии. Народ не участвовал в этих торговых по-ездках и не отразил их в своем творчестве. Однако, когда встала задача обороны земли от усилившихся кочевников, народ начал воспевать своих защитников в незабываемых образах былинных богатырей.

Князь Святослав, воевавший с Волжской Болгарией, разгромивший Хазарский каганат и скрестивший меч с императором Византии, был, очевидно, воспет придворными певцами (следы чего мы видим в летописи), но имя его не попало в народные былины, так как этот князь действовал «приобретая и сохраняя чужие земли и пренебрегая родной». Не отражены в былинах княжеские усобицы Х--XIII вв., равно как и известные князья, принимавшие участие в распрях и «которах» (например, Ярослав Мудрый, Юрий Долгору-кий и др.).

Одним из первых былинных героев стал пахарь Микула Селянинович, вошедший в дружину сына Святослава -- Олега, который воевал с варягами (975). Целый цикл богатыр-ских былин народ сложил о другом сыне Святослава -- Владимире, активно оборо-нявшем Русь от печенегов. Его любовно называли Красным Солнышком. Одним из главных героев этого цикла был крестьянский сын богатырь Илья Муромец, а другим героем --Добрыня Никитич (его прототип -- дядя князя Владимира). Во второй цикл вошли былины, связанные с именем князя Всеслава Полоцкого, народного избранника во время восстания 1068 г.

Третий цикл богатырских былин воспевал Владимира Мономаха и его борьбу с половца-ми. Здесь врагами былинных героев являются не полумифические персонажи вроде Соловья-Разбойника, а реальные половецкие ханы, нападавшие на пограничное княжество Моно-маха: Тугоркан («Тугарин Змеевич»), Итларь («Идолище Поганое»), Шарукан («Шарк-Ве-ликан»). В эпической переработке оба князя Владимира, разделенные целым столетием, слились в единый образ «Владимира Красное Солнышко стольнокиевского».

Былины пелись торжественно и медленно, как гимны мужеству и отваге богатырей. Б. Д. Греков справедливо называл былины «устным учебником родной истории».

Летописание. Наибольший интерес для нас представляют русские летописи, описания путешествий, юридические кодексы, полеми-ческие трактаты. Для большинства из них характерны широкий общерусский взгляд на события и явления, сознание необходимости постоянной совместной борьбы против орд кочевников, стремление к прекращению ра-зорительных междоусобных войн русских князей.

Почетное место в летописной литературе занимают исторические труды. Первые лето-писные погодные записи относятся еще к IX в. (историки извлекли их из не дошедших до нас источников XVI в.). Это краткие за-метки в одну-две строки. Постепенно летопи-сание становилось более подробным. До нас дошли лишь поздние списки (XIV--XV вв.) летописей, и благодаря трудам таких истори-ков, как А. А. Шахматов (1864--1920), А.Н. Насонов (1898--1965) и др., удалось восстановить интересную историю летопис-ного дела. Первым крупным историческим сочинением был свод разных сведений, за-конченный в 997 г. Его составитель описал события IX--Х вв., старинные легенды, пересказал придворную эпическую поэзию, вос-хвалявшую княгиню Ольгу, Святослава и осо-бенно Владимира Святославича, в княжение которого составлялась летопись.

Летописи писались при княжеских дворах, в монастырях, а иногда летописцами стано-вились горожане или бояре. Некоторые лето-писи были написаны управителями княжеско-го домена; в таких книгах упоминались не только имена князей-полководцев, но и сум-мы, которые платили князю, нанятому для участия в усобицах, и реестры княжеского имущества, взятого противником: старые кобылы, стога сена, церковные колокола и т.д.

Летописанием занимался и князь Влади-мир Всеволодич Мономах. В «Поучении» он перечисляет ряд своих достоинств, в под-крепление слов о непрестанной борьбе с по-ловцами приводит перечень важнейших похо-дов, в которых он участвовал или которыми предводительствовал. Всего «путей» было 83. Этот перечень производит впечатление кон-спекта, составленного князем для какой-то подробной летописи. «Поучение», написанное около 1099 г. (и дополненное позднее), дошло до нас в единственном списке 1377 г.

В XII в. летописи стали особенно подробными. В них ярко проявлялись классо-вые и политические симпатии авторов и их покровителей. Для летописцев-церковников характерен средневековый провиденциализм, т.е. объяснение всех исторических событий божьей волей или кознями дьявола.

Летописцы не всегда были историками, их главная задача состояла в описании совре-менных им событий (преимущественно во-енных), в оценке противоборствующих сил, в оправдании одних исторических лиц и обвине-нии других. Реже всего в феодально-цер-ковном летописании отражались интересы народных масс. Можно назвать один фраг-мент Владимиро-Суздальской летописи, где автор открыто встал на защиту закабаляе-мых горожан. Это запись о пожаре в городе Владимире в 1192 г., когда выгорела полови-на столицы княжества. Уцелевшие богатые люди предоставляли погорельцам кров и хлеб только при условии кабальных записей. Летописец (им мог быть, согласно одной гипотезе, знаменитый Даниил Заточник) обнародовал это хищническое отношение к согражданам и резко осудил его.

Итак, все важнейшие, наиболее совершен-ные памятники искусства и литературы со-зданы в эпоху феодальной раздробленности, когда ее отрицательные черты не проявили себя еще в полной силе. Татарское нашествие прервало это развитие и приостановило его на полтора-два столетия.

Накануне этой катастрофы безымянный автор начала XIII в. написал великолепное по форме «Слово о погибели земли Русской», где под «погибелью» подразумевал не оконча-тельную гибель, а «болезнь» феодальных усобиц. Свидетель кровавой борьбы сыновей Всеволода Большое Гнездо, во время которой гибли тысячи людей (современники вели счет погибшим), автор вспоминает расцвет Ки-евской Руси при Мономахе, корит князей, губящих прекрасную страну. Его гениальные строки о родной земле проникнуты глубоким, искренним патриотизмом:

О, светло-светлая и украсно-украшена земля Русская!

И многими красотами удивлена еси...

Всего еси исполнена земля Русская!