Рефераты. Виновники и жертвы войны

борник, подготовленный к печати Юргеном Фёрстером посвящен проблемам военной истории в узком смысле слова и вопросам внешней политики. В двенадцати статьях рассматривается воздействие Сталинградской битвы на нейтральные и воюющие в тот период государства. Эта «договорная» сторона войны неплохо документирована. Другой сборник, изданный Вольфрамом Ветте и Гердом Юбершером, раскрывает главным образом два спорных вопроса. В томе содержатся статьи, в которых исследуются как историческая память немцев о битве на Волге и «сталинградский миф», так и проблема «военного опыта», раскрываемая на материале писем немецких солдат с фронта. В книге предпринята попытка наметить и обосновать новые историографические подходы. Труд этот, по словам издателей, является по сути своей декларацией «военной истории снизу».

Эта проблема была сформулирована Жаном Кру еще после Первой мировой войны. Изображение войны в стратегическом измерении, как она предстает в воспоминаниях генералов и офицеров, считает исследователь, мало соответствует той жестокой действительности, с которой солдатам приходилось сталкиваться в окопах. В Германии 1920-1930-х гг. по поводу отображения Первой мировой войны развернулась дискуссия, толчок которой дала кампания прославления «пережитого в годы войны», предпринятая рядом правых и профашистски настроенных авторов, таких, например, как Эрнст Юнгер. В последние годы изучение «военного опыта» идет в ином направлении в отличие от национал-консервативных построений периода Веймарской республики. Оно исходит из методов истории повседневности и менталитета для создания обновленной картины минувшей войны. До недавнего прошлого такая история войны в ФРГ была гораздо менее разработана, нежели во Франции и Англии. Лишь с 1980-х гг. в Германии усилился интерес к проблемам социальной и ментальной истории применительно к военно-исторической тематике.

В центре изучения истории войны «снизу» - три проблемы. Особо стоит проблема «маленького человека», т.е. тех безымянных рядовых людей, которые и составляли основную действующую массу на войне. Иными словами, изучаются не высказывания Жукова или Паулюса, а письма простого солдата. Война для каждого из ее участников означала полную смену прежних представлений. Субъектом истории выступают не военные соединения и группировки, а конкретные индивидуумы.

Вслед за тем подвергаются анализу события повседневной жизни солдата на войне. Боевые действия обычно составляют лишь часть военного быта, поэтому важно исследовать и быт в тылу, вне передовой, контакты с гражданским населением. В жизни солдата многое определяют армейские реалии с их дисциплинарным уставом, строго карающим за его нарушения. Данные аспекты не должны выпадать из поля зрения историка, ставящего вопрос, почему вермахт или его отдельные части продолжали сражаться в безнадежном положении. Чрезвычайные события на войне становятся понятны, когда учитывается и фронтовая повседневность.

Наконец, история «снизу» предполагает изучение отдельных примеров военного опыта, которые позволяют точнее отобразить военную действительность. Речь в данном случае идет о том, чтобы разграничить переживание, опыт и воспоминание. Связанные с войной конкретные события и переживания формируют первичный опыт ее участников. Впоследствии опыт этот перерабатывается их сознанием на основе уже сложившейся системы личностных координат. И, наконец, совершенно особым типом передачи военных впечатлений являются мемуары, содержание которых отнюдь не исчерпывается воспроизведением пережитого.

Главные усилия исследователей Сталинградской битвы направлены именно на изучение вышеназванных аспектов истории «снизу». Собственно целью ученых является разработка ментальной истории войны. В этой связи развернулась интенсивная работа по привлечению солдатских писем с фронта в качестве исторического источника. Это открывает новые исследовательские перспективы, о которых подробнее будет сказано далее.

Работы в русле «военной истории снизу» можно охарактеризовать как исследования, ставящие во главу угла тему страдания. Война в такого рода литературе предстает не как столкновение государств, народов или военных организаций, а как индивидуальный опыт. Соответственно меняется и историческая база. Гораздо чаще исследователи стали обращаться к солдатским письмам и посланиям их родственников на фронт. Данный вид исторических свидетельств в Германии в последние годы был сначала использован для изучения Первой мировой войны, а затем и войны 1939-1945 гг.

Что касается Сталинграда, то до сих пор имелась лишь одна небольшая книжка с 39 письмами немецких солдат. Вышла она в свет в 1950 г. под названием «Последние письма из Сталинграда» и впоследствии выдержала несколько изданий, была переведена на другие языки, в том числе и на русский. А между тем в этом сборнике помещены фальсифицированные письма. Их поначалу остававшийся неизвестным автор, личность которого все же была установлена, - военный корреспондент Хайнц Шретер, находившийся в Сталинграде до середины января 1943 г. Весной того же года он получил задание министра пропаганды Геббельса подготовить работу, прославляющую доблесть германских войск в Сталинграде. Книга эта основывалась на собранных в Министерстве пропаганды материалах о битве на Волге. В нацистский период она не была опубликована, так как показалась Геббельсу недостаточно героической. Будучи изданной, она стала настоящим бестселлером. При этом не ясно, была ли и если да, то как переработана рукопись Шрётера, легшая в основу этого издания.

Между тем в последние годы появился целый ряд публикаций подлинных писем немецких солдат, в том числе и сохранившихся в российских архивах. Материалы из Музея-панорамы в Волгограде были представлены на германско-российской выставке и включены в опубликованный каталог. Но наибольшее внимание немецкой общественности привлекла коллекция из Особого архива в Москве, включавшая более 200 писем. Подготовленные к печати с одобрения Михаила Горбачева, они вышли в свет осенью 1991 г. В издании опубликовано и около 80 писем немецких солдат из Сталинграда.

Сложность работы с такими интересными документами, как фронтовые письма, заключается в том, что они представляют собой массовый источник, в котором весьма трудно выявить фактические подробности. Доля идеологических высказываний в них, оценок боевых действий или описаний реалий армейского быта совсем невелика. Чаще всего речь идет о повседневных проблемах родственников на родине. Жизнь на фронте рисуется в успокоительных тонах, чтобы не слишком тревожить родных. Корреспондент должен был также считаться с военной цензурой. Тем не менее, письма представляют немалую ценность как источник по истории войны. В некотором смысле их можно рассматривать в качестве свидетельств о реальном положении немецких солдат в сталинградском котле, хотя очень многое в них остается и недосказанным.

Кроме того, этот источник является «фиктивным свидетельством», имеющим целью создать у родных в Германии картину нормальной, приемлемой жизни на фронте. И для самих солдат послания на родину, вероятно, имели огромное психологическое значение. Создавая в письмах образ относительно сносной фронтовой жизни, автор сам начинал верить в него, и такие иллюзии помогали перенести суровую реальность, формировали свой, следуя термину Михаила Бахтина, «мир наизнанку». Задачей историка является вычленение и разграничение действительности и вымысла, причем важно не сводить содержание писем к какому-либо одному полюсу.

Убедительным свидетельством значительно возросшего общественного интереса к письмам и автобиографическим свидетельствам стал фундаментальный четырехтомный труд Вальтера Кемповски. Автор, на протяжении десятилетий собиравший письма, воспоминания и фотографии военных лет, составил огромную, в 25 тыс. страниц хронику двух сталинградских месяцев - между 1 января и 28 февраля 1943 г. Каждому дню посвящено около 70 документов. В книге представлены такие фигуры, как Гитлер, Геббельс, Черчилль, Сталин, но главная ценность хроники прежде всего в показе множества неизвестных событий в Сталинграде, Германии, других странах. Германская общественность с большим интересом восприняла выход в свет этой книги, у историков же она вызывает двойственную реакцию. Рецензенты отмечали, что хроника отразила многообразие и неоднородность, разноплановость воззрений в тот период, но вместе с тем зафиксировала обыденность поведения людей во время войны и отсутствие героического пафоса у большинства ее немецких участников, с чем безусловно следует согласиться. Разумеется, это не было открытием. Еще десять лет назад Мартин Брошат в своей получившей широкий отклик статье писал об «оправдании историзации национал-социализма», о необходимости изучить механизм его воздействия на массы. Он подчеркивал, что «популистскую привлекательность национал-социализма, способствовавшую формированию его массового социального базиса, следует оценить гораздо выше, нежели идеологическую его доктринальность». Восприятие национал-социализма немецким народом лишь в малой степени основывалось на солидарности с мировоззрением Гитлера и К°. Оно, скорее, покоилось на нередко противоречивых потребностях различных социальных слоев, рассчитывавших на поддержку и защиту их интересов нацистами. Брошат полагает необходимым сопоставить и в то же время строго различать такие факторы, как «стремление к успеху и преступная энергия». Наблюдения ученого ценны и для изучения войны.

По поводу солдатских писем следует добавить, что авторы некоторых работ подчас пытаются воссоздать представления периода войны с помощью интервью. Исследования школы «устной истории» однозначно установили, что военные годы оказались важнейшей жизненной вехой для большинства солдат и многих гражданских лиц. Воспоминания о том времени являются главным объектом воспоминаний и содержанием исторической памяти каждой отдельной личности. В отличие от других стран в Германии после 1945 г. не было открытой дискуссии о войне. Многие из служивших в вермахте чувствовали себя ненужными со своими военными воспоминаниями, хотя они были не в силах преодолеть драматическую память о войне. Несостоявшаяся общественная полемика затрудняла к тому же политическое истолкование событий войны. Многие из бывших солдат не задумывались поэтому о ценности своих мемуаров. Именно потому столь значительный резонанс вызвали публикации солдатских писем и вышедшие в эфир телепередачи о Сталинграде. В особенности после 1989 г. стало проще говорить о том, что значили военные тяготы в формировании военного опыта немецких солдат, и с какой жестокостью немцы обращались с советским населением и военнопленными, не впадая во взаимообличительную конфронтацию «холодной войны».

Сталинград же с самого момента битвы был и оставался для немцев символом ужасов похода на Россию. Образ этот поддерживался и теми немногочисленными солдатами вермахта, которые в 1950-х гг. вернулись в Германию из советского плена. Количество их не превышало 6 тыс. человек. Тема Сталинграда внедрялась в общественное сознание и благодаря множеству беллетристических произведений и кинофильмов, которые, впрочем, опирались на узкий круг источников. Фильмы, в особенности вышедшие после 1989 г., не блистали историческим владением предметом или новым художественным решением, в коммерческих целях используя тему «ужасов войны» и Сталинградскую эпопею прежде всего.

Невысок уровень и распространенной в Германии популярной книги, которая в солдатской якобы манере передает Сталинградскую драму как приключенческую историю. Написанная бывшим военным журналистом, она рассчитана, прежде всего, на читателей из числа прошедших войну и представителей национально-консервативного лагеря.

Из важных проблем, связанных с битвой на Волге и нуждающихся в дополнительном исследовании, стоит выделить две. Во-первых, «миф Сталинграда», до сих пор нет специальной работы на этот сюжет. Начатая нацистской пропагандой кампания прославления героев 6-й армии, уподобляемых Нибелунгам и спартанцам в бою у Фермопил, закончилась уже весной 1943 г. При этом не допускалась утечка реальной информации о переживших катастрофу. Лишь Геббельс попытался использовать сталинградскую драму для пропаганды «тотальной войны», но не смог осуществить этого намерения из-за противодействия нацистского руководства. Но с самого начала тема Сталинграда получила весьма широкий отклик в общественном сознании. Битва на Волге более, нежели крах наступления на Москву зимой 1941/42 г., воспринималась как первое крупное поражение в войне. Во-вторых, германскими историками мало что сделано для изучения «советского аспекта» Сталинграда. В связи с разработкой диссертационных тем в недавнее время появилось несколько статей о советском героическом культе на примере сражения на Волге. В них убедительно показано, как в советское общественное сознание внедрялся образ военного героя. По сравнению с Германией в Советском Союзе память о Сталинграде и Отечественной войне глубже запала в сознание людей. В СССР память о войне стала как бы неотъемлемой частью современной жизни, выработанные в военный период качества и добродетели переносились в мирную действительность, еще более укрепилась идеологическая установка, действовавшая с довоенных времен, о создании общества, в котором повсюду действуют герои. В Германии же война осознавалась как давно минувшее прошлое, акцент делался на том, насколько разителен контраст между национал-социалистической Германией и федеративной республикой. Связь с прошедшим прослеживалась на уровне биографий отдельных персоналий, но не в общественном самосознании.

Страницы: 1, 2, 3



2012 © Все права защищены
При использовании материалов активная ссылка на источник обязательна.