Нужно обратить внимание на то, что оба свидетеля вкладывают в уста Жанны одинаковый оборот: “Разве не было предсказано…?”, “Разве вы не слыхали пророчества…?” Жанна апеллировала к общеизвестному, и именно это придавало её аргументации убедительную силу. Она исходила из того, что пророчество о женщине и деве знал каждый. Оно опиралось на традиционное противопоставление женщины и девы, восходившее в свою очередь к фундаментальной христианской антитезе Ева - Мария (Ева погубила, Мария спасла). Оно представляло собой своеобразное осмысление ситуации, которая сложилась во Франции после Труа. И хотя имя женщины - губительницы не называлось, каждый прекрасно понимал, что речь идёт об Изабелле Баварской. Общая молва возлагала на неё главную вину за постигшие французское королевство бедствия. Появление и широкое распространение этого пророчества уже сами по себе свидетельствовали о том, что последствия договора в Труа воспринимались народным сознанием как гибель Франции. Но неверно изображать, что представление о деве - спасительнице возникло как антипод представления о женщине - губительнице. Можно предположить, что вторая часть пророчества (дева спасёт) появилась раньше, чем первая (женщина погубит).

13 марта 1431 года на одном из тайных допросов у Жанны спросили, почему Бог послал ангела, как она утверждает именно ей, а не кому - либо другому. И она ответила : “ Потому что Богу было угодно действовать через простую деву, дабы отразить недругов короля”. За этими словами стояло одно из фундаментальных представлений средневековья - представление о том, что “простецы” ближе Богу, нежели “мудрые”, и то, что Господь часто избирает их своим орудием. И демонстрирует при этом всемогущество божественной воли и карая людскую гордыню. Под простотой понималось не только низкое общественное положение, но и в первую очередь комплекс нравственных качеств: бесхитростность, а также целомудрие. Такому пониманию полностью соответствовал идеал юной девушки. В годы тяжелейших испытаний народное сознание, воспринимая беды, обрушившиеся на Францию, как божью кару за грехи её правителей, обращалось с надеждой к их антиподам, моделируя образ грядущей девы - спасительницы. В глазах тех, кто верил в божественный характер миссии Жанны, простота была главным качеством её личности. Говоря о ней всё чаще употребляли выражение “простая дева”. Это было своего рода клише. Но даже когда говорили только Дева, без обычного эпитета, в этом имени уже содержалось указание на простоту. Важнейшей объективной предпосылкой возникновения веры в Деву - Жанну было народное сопротивление оккупантам. Нужно подчеркнуть и социальный аспект этого явления. Вера в Деву - Жанну зародилась в демократической среде. Какие бы оговорки относительно неправомочности отождествления “простецов” с “простыми людьми” мы не делали, не подлежит сомнению, что в представлении о спасительнице Франции как “простой деве” отразилась активная роль народных масс в национально-освободительном движении на переломном этапе Столетней войны. Вот что стояло за словами Екатерины Ле Ройе о том, как она была поражена, когда Жанна обратилась к Бодрикуру: “ Разве вы не слыхали пророчества…”. Вот почему Дюран Лассар пошёл за своей свойственницей, когда та сказала: “ Разве не было предсказано…”. Ещё до появления Жанны д'Арк на исторической сцене замысел грандиозной мистерии был в общих чертах ясен, и главная роль ждала свою гениальную исполнительницу.

12 февраля 1429 года, в первое воскресенье великого поста, через Французские ворота Вокулера выехали семь человек: Жанна, Жан из Меца, Бертран де Пуланжи, двое их слуг, королевский гонец Коле де Вьенн и некий лучник по имени Ришар. Начался поход за освобождение Франции.

Точная дата приезда Жанны в Шинон неизвестна. В старых работах чаще всего указывают дату 6 марта;однако в настоящее время историки принимают дату, которую указывает одна из ранних хроник: 23 февраля. Эта дата хорошо согласуется со свидетельствами спутников Жанны о том, что они выехали из Вокулера в первое воскресенье великого поста (13 февраля) и что дорога заняла у них одиннадцать дней. В тот год, когда Жанна явилась к королю, я был послан им в Венецию и вернулся только в начале марта. Тогда - то я и узнал от Жана из Меца, который сопровождал Жанну, что она была принята королём. Я знаю, что когда Жанна прибыла в Шинон, в Совете спорили о том, должен ли король её выслушать. С самого начала у неё спросили, зачем она пришла и чего она хочет. Сначала она не желала говорить ни с кем, кроме короля, но, когда к ней обратились от имени короля, она согласилась поведать мотивы своей миссии. Она сказала, что царь небесный поручил совершить её два дела: снять осаду с Орлеана и повести короля в Реймс для коронации и миропомазания. Выслушав это, одни советники заявили, что король ни в коем случае не должен доверять сей Жанне. А другие советники были того мнения, что поскольку она называет себя Божьей посланницей, то королю следует по крайней мере выслушать её. Сам же король желал, однако, чтобы её предварительно допросили клирики и священнослужители, что и было сделано. Наконец, не без трудностей было решено, что король всё же выслушает её. Но когда она уже прибыла в Шинонский замок, чтобы встретиться с королём, он под влиянием своих главных соратников всё ещё колебался в намерении говорить с нею. Это происходило до тех пор, пока королю не доложили, что Робер де Бодрикур написал ему, что посылает эту женщину, а также, что она пересекла занятые врагом провинции, переправившись почти чудом через многочисленные реки, чтобы прибыть к нему. Это убедило короля, и Жанне была дана аудиенция”. Таким был рассказ Симона Шарля, занимавшего в то время должность докладчика прошений, на процессе реабилитации. Дофин принял Жанну на заседании Королевского Совета. Между ними состоялся короткий разговор, который слышали все присутствующие. Жанна назвала себя, сказала, откуда и зачем прибыла. Карл выслушал, ничем не выражая своего отношения, и тот час же распорядился передать её под надзор благочестивой госпоже де Белье.

Несколько дней провела Жанна в Шиноне. Её снова допрашивали прелаты - придворные. Дофину доложили о результатах допроса, но они его не удовлетворили, и было решено подвергнуть Жанну более основательному экзамену.

В самом начале марта Жанну отвезли в Пуатье, где находились парламент Буржского королевства и университет. Там она предстала перед особой комиссией, которой было поручено произвести тщательное обследование её личности, образа жизни, поступков и слов для того, чтобы Королевский Совет мог затем решить вопрос о допуске её к войску. Комиссий была многочисленной и авторитетной.

Двор тоже переехал в Пуатье, но Жанну поместили не в замке, а в частном доме, у королевского адвоката Жана Работо. Над ней установили тайный надзор. Хозяин дома и приставленные к ней женщины докладывали о её действиях и поведении Королевскому Совету.

Расследование продолжалось около трёх недель. Трёхнедельный экзамен был труднейшим испытанием для Жанны. Ей приходилось отвечать на многочисленные, разнообразные и нередко каверзные вопросы. По окончании работы комиссия представила Королевскому Совету заключение, в котором говорилось, что тщательное расследование образа жизни, нравов и намерений Девы не выявило в ней никакого зла, “но лишь добро, смирение, целомудрие, честность и простоту”. Поскольку она обещает явить знамение божественной помощи в Орлеане, король не должен мешать ей пойти в этот город с солдатами; напротив, ему следует распорядиться, чтобы её проводили туда с почётом. Миссия Жанны получила, таким образом, официальную санкцию. Важнейшее значение имело здесь то обстоятельство, что к этому времени (конец марта 1429 года) она была уже очень известна. Вокруг неё сложилось широкое общественное мнение. Народ видел в ней спасительницу страны, а население осаждённого Орлеана связывало с ней надежды на освобождение. С этим не могло не считаться правительство.

О результатах расследования доложили Карлу. Выслушав доклад, он принял во внимание великую добродетель Жанны и постановил в Совете, что отныне воспользуется ею в своих войнах… Было решено послать её в Орлеан, который тогда осаждали давние недруги Франции.

ОРЛЕАН

Из Пуатье Жанна возвратилась в Шинон, провела там несколько дней, а затем направилась в Тур и занялась приготовлениями к предстоящему походу (Тур славился своими оружейниками, и одному из них королевский казначей уплатил 2 апреля сто ливров “за изготовление полного доспеха для Девы”).

Жанна имела под своим началом небольшой отряд, который состоял из свиты, нескольких солдат и обслуги. В свиту входили оруженосец, духовник, два пажа, два герольда, а также Жан из Меца и Бертран де Пуланжи и братья Жанны, которые присоединились к ней в Туре. Ещё в Пуатье дофин поручил охрану Девы опытному воину Жану д'Олону, который стал её оруженосцем. В этом храбром и мужественном человеке Жанна нашла себе наставника и друга. Он обучал её делу, с ним она провела все свои походы, он был рядом с ней во всех битвах, штурмах и вылазках. Они вместе попали в плен к бургундцам, но её продали англичанам, а он выкупился на свободу. В конце апреля Жанна направилась в Блуа, ближайший к Орлеану город, не занятый англичанами; там формировалось войско для похода на Орлеан. В него влились отряды маршалов Буссака и де Рэ, адмирала Кюлана, капитанов Ла Гира, Сантрайля и Амбруаза де Лоре, т. е. лучших военоначальников. Перед тем как выступить в поход, Жанна послала к англичанам, стоявшим под стенами Орлеана, своих герольдов с письмом, которое она продиктовала ещё месяц тому назад в Пуатье. В нём содержалось требование отдать Деве, посланной Богом, ключи от всех захваченных городов и предлагался мир на условиях ухода англичан из Франции и возмещения ущерба. В противном случае Дева грозилась учинить такой разгром, какого они не видали во Франции уже тысячу лет. Герольды испокон века пользовались правом неприкосновенности, но англичане задержали одного из посланцев, а второго отослали с ответом, что сожгут её, как только она окажется у них в руках. В четверг, 28 апреля, войско вышло из Блуа, по направлению к Орлеану. Впереди шли монахи, несли кресты, пели “Приди, создатель”. За ними на белом коне, в сверкающих латах, с развёрнутым знаменем ехала Дева, и каждый, кто шёл за ней, чувствовал себя участником великого и святого дела. И в пятницу 29 апреля Жанна д'Арк вошла а Орлеан через восточные ворота.

Из “Дневника осады Орлеана”: “Она въехала в8 часов вечера в полном вооружении на белом коне. Впереди несли её знамя и боевой штандарт. По правую руку от неё ехал монсеньор Орлеанский батард (титул Дюнуа), также вооружённый, на богато убранном коне. За ними ехало множество благородных и храбрых сеньоров, оруженосцев, капитанов и солдат, а также горожан, которые вышли ей навстречу за ворота. Их встречали воины гарнизона и горожане, мужчины и женщины с факелами в руках. Они ликовали так, словно к ним с небес спустился сам Господь - и мужчины, и женщины, и дети - смотрели с большой любовью на эту простую девушку, в которой, как им сказали, была заключена божественная добродетель. Была чудовищная давка из-за того, что каждый хотел дотронуться до неё или до её коня, что один из факельщиков случайно поджёг её штандарт. И тогда она пришпорила коня и так ловко погасила пламя, словно была опытным воином. Солдаты сочли это за великое чудо, и горожане были согласны с ними. Так пересекла она весь город до Ренарских ворот, где в доме казначея Жака Буше ей было приготовлено жильё”.

Страницы: 1, 2, 3