Творчество Чехова в школьном изучении - рефераты, скачать рефераты, бесплатно рефераты

Рефераты. Творчество Чехова в школьном изучении

/b>Рассказ "Хамелеон" (1884 г) был впервые напечатан в юмористическом журнале "Осколки". Как во многих других рассказах этого времени ("Толстый и тонкий", "Смерть чиновника", "Торжество победителя", "Маска" и др.), "Чехов разоблачал в нем деспотическую сущность современной жизни и порождаемое ею рабское сознание людей. Сквозь юмористическую ткань рассказа просвечивает эта серьезная идея, и потому сценка "Хамелеон" заставляет читателя не только смеяться, но и задуматься" [43, с.149].

В одном эпизоде молодой Чехов отразил типическое явление современной ему действительности - "хамелеонство". Это передано уже в заглавии рассказа. Как ящерица-хамелеон меняет свою окраску в зависимости от обстоятельств, так Очумеловы в самодержавно-полицейской действительности меняют свое поведение в зависимости от того, с кем имеют дело: угодливы по отношению к сильным и деспотичны по отношению к слабым.

Комедийную основу рассказа составляет несоответствие: незначительность важного для героев вопроса (кому принадлежит собака) и серьезный, страстный тон обсуждения этой несерьезной "проблемы".

"Комический элемент заключен также в самой конструкции центрального эпизода: это цепь "превращений", причем "хамелеоном", меняющим свою окраску в соответствии с обстоятельствами, оказывается при внимательном чтении рассказа не только Очумелов, но и Хрюкин и обывательская толпа" [43, с.149].

"Начало и краткий финал "Хамелеона" написаны в эпически спокойных тонах от имени как будто бы стороннего наблюдателя. Они составляют своеобразную рамку для центрального эпизода и подчеркивают незначительность и самого "события", и его участников, и их "бурных страстей". Здесь же дается намек на то, что эпизоды, подобные центральному, не являются исключением" [30, с.22].

Некоторыми скрытыми в подтексте деталями Чехов заставляет читателя представить, что произошло до этого случая и мысленно следовать за Очумеловым в предчувствии аналогичных "событий". Автор так ведет повествование, что в шествии Очумелова по базарной площади история с собачонкой предстает как один из характерных эпизодов его "служебной деятельности". Вначале вскользь сказано, что за полицейским надзирателем, у которого в руках "узелок", городовой несет решето, "доверху наполненное конфискованным крыжовником". "Учитель должен обратить внимание учащихся на эти детали в юмористическом рассказе Чехова: "узелок" - по-видимому, с очередной "данью" - и "конфискованный крыжовник" создают впечатление как о только что проявленной Очумеловым "власти", произведенной "расправе", так и о том, что устранение всякого рода "беспорядков" производится представителями власти (Очумеловым и Елдыриным) обычно небескорыстно" [43, с.150].

К этим первым впечатлениям учащиеся присоединят то, что получат в результате знакомства с поведением Очумелова в основном эпизоде, и это подготовит их к восприятию финальной фразы, из которой явствует, что "подвиги" Очумелова еще не закончены, и можно, мысленно следуя за ним, представить себе их продолжение: "разобрав" дело, Очумелов "запахивается в шинель и продолжает свой путь по базарной площади".

Центральный эпизод рассказа драматизирован (сценка). Автор, таким образом, устранен; он выступает в этой части лишь с нейтральными репликами: "замечает городовой", "говорит Очумелов" и т.д. Как в драматическом произведении, внутренний мир действующих лиц здесь отчетливо обозначен через поведение, речь, интонации "героев". С большим мастерством, в предельно лаконичной форме, Чехов показывает в этой части рассказа шесть превращений Очумелова, создавая у читателя впечатление, что деспотизм и рабство являются двумя концами одной и той же цепи. Властные, строгие начальственно повелительные интонации Очумелова сменяются рабски-трусливыми, холопски-униженными, обнаруживая тем самым то деспотическую, то рабью сущность его натуры. Резкими переходами в поведении и в речи центрального персонажа Чехов достигает комического эффекта.

Последовательность "превращений" Очумелова такова [43, с.150-153]:

I. Услышав шум на базарной площади, чуя "беспорядок", полицейский надзиратель принимает вид человека "власть имущего", говорит строго, начальническим отрывистым тоном, небрежно, не кончая фразы, пропуская слова: "По какому это случаю тут? Почему тут? Это ты зачем палец? Кто кричал?" [46, с.31]. Величественно "шевеля бровями", он многозначительно выслушивает "пострадавшего" Хрюкина, глубокомысленно "обдумывает положение" и, чувствуя себя представителем власти, принимает безапелляционное, справедливое, по его понятиям, "законное" решение: наказать хозяина "безнадзорной" собаки, уничтожить собаку. Чехов показывает, что мысленно Очумелов уже не только "распекает" виновника "беспорядка" - хозяина собаки ("Я этого так не оставлю! Я покажу вам, как собак распускать... "), но и не без удовольствия предчувствует возможность получить наградные от генерала или "сорвать штраф" с другого хозяина собаки. Так Чехов создает у нас впечатление о корыстолюбии Очумелова.

II. Высказанное в толпе предположение, что собака принадлежит генералу Жигалову, заставляет Очумелова принять другую "окраску": он берет под защиту собаку, виновником в его глазах оказывается Хрюкин, и на него распространяется теперь его немилость, готовность "казнить": "Как она могла тебя укусить? Нешто она достанет до пальца? Она маленькая, а ты ведь вон какой здоровила! Ты, должно быть, расковырял палец гвоздиком, а потом и пришла в твою голову идея, чтоб сорвать. Ты ведь - известный народ! Знаю вас, чертей... Не рассуждать!" [46, с.31].

III. Предположение, что собака принадлежит генералу, отводится городовым, и Очумелов вновь возвращается к своей исходной "расцветке": он проявляет свою власть по отношению к собаке и ее хозяину, выносит беспрекословное решение: собаку нужно "истребить", Хрюкину необходимо защищать свои права пострадавшего, а хозяина собаки "нужно проучить. Пора!"

IV. Сомнения городового ("А, может быть, и генеральская... на морде у ней не написано... Намедни во дворе у него такую видел") и подтверждение из толпы ("Вестимо, генеральская") заставляет Очумелова принять "защитную окраску", уже большей, чем во втором случае, интенсивности. Рабья трусость его возрастает до заискивания перед собакой генерала, и соответственно увеличивается деспотически грубая сила, с которой он обрушивается на "виновника": "Ты отведешь ее к генералу и спросишь там. Скажешь, что я нашел и прислал... И скажи, чтобы ее не выпускали на улицу... Она, может быть, дорогая, а ежели каждый свинья будет ей в нос сигаркой тыкать, то долго ли испортить. Собака - нежная тварь... А ты, болван, опусти руку! Нечего свой дурацкий палец выставлять! Сам виноват!" [46с.32].

Комический эффект, кстати, здесь, как и в других звеньях цепи "превращений", достигается Чеховым также лексическими и интонационными особенностями: перебоями стиля (от нежно заботливого тона по отношению к собаке до резкого по отношению к Хрюкину), непривычным алогичным сочетанием слов ("нежная тварь"), грамматической несвязностью ("каждый свинья"), переносом общих понятий на частные и наоборот ("Ты ведь... известный народ". "Ежели каждый будет кусаться... ").

V. Отрицание принадлежности собаки генералу таким авторитетным "свидетелем", как Прохор - повар генерала, возвращает Очумелову близкую к первому и третьему случаю окраску: он снова принимает в решении судьбы собаки безапелляционный начальственный тон: "Она бродячая!. Нечего тут долго разговаривать... Ежели сказал, что бродячая, стало быть и бродячая... Истребить, вот и все" [46, с.32].

VI. Но новая (и достоверная) версия: собака принадлежит брату генерала - вновь "перекрашивает" Очумелова: холопское умиление его не знает границ: распространяется и на самого генерала, и на "их братца", и на "ихнюю собачку".

В экстазе раболепия Очумелов не забывает, однако, своей грозной роли власть имущего: "Я еще доберусь до тебя", - обещает он единственному для него теперь виновнику происшедшего и источнику возможных неприятностей с генералом - Хрюкину.

Демонстрируя эти шесть контрастных положений полицейского надзирателя, проявление в нем попеременно то деспотической, то рабьей сущности, Чехов реализует метафору (его "бросает то в жар, то в холод") словами Очумелова: "Сними-ка, Елдырин, с меня пальто"; "Надень-ка, Елдырин, на меня пальто" [46, с.33].

Параллельно с "трансформациями" Очумелова Чехов показывает "превращения" Хрюкина, создавая тем самым у читателя впечатление о типичности подобного "хамелеонства" для современности. Хрюкин, как и Очумелов, поставлен то в положение сильного (по отношению к собаке), то в положение слабого (по отношению к Очумелову). Он заискивает перед имеющим власть Очумеловым, холопски льстит ему, также невежествен, корыстолюбив, мечтает "сорвать штраф" с хозяина собаки. Хрюкин тоже жесток, деспотичен, когда чувствует за собой право, власть, закон ("брат в жандармах"). Он тешится своей силой, когда перед ним более слабое существо.

Хрюкин дразнил беззащитную собаку, причинял ей боль ("тыкал цыгаркой ей в харю для смеха"), по-видимому, бил ее (скрытая в подтексте деталь: собака бежит, "прыгая на трех ногах"), запугал ее так, что она "дрожит всем телом", в глазах ее "выражение тоски и ужаса", вынудил защищаться ("а она, не будь дура, и тяпни").

Чехов показывает, что окраска Хрюкина меняется при Очумелове и находится в полной зависимости от того, оказывает ли Очумелов покровительство Хрюкину или, напротив, обвиняет его. Раболепие его возрастает, а уверенность в выигрышности своего положения уменьшается по мере приближения к финалу. Сначала он, хоть и униженно "кашляя в кулак" и извиняясь перед "их благородием", уверенно отстаивает свои права. Затем, испуганный немилостью Очумелова, заискивает перед ним, льстит, но все же, хоть и растерянный уже, надеется еще на свое торжество: "их благородие умный человек и понимает, ежели кто врет, а кто по совести, как перед богом. Пущай мировой рассудит... У него в законе сказано... Нынче все равны" [46, с.33]. Но в последней части рассказа Чехов создает у читателя впечатление, что Хрюкин, убедившись в том, что сила не на его стороне, рабски присмирев, умолкает.

Раболепие, грубость, невежественность Хрюкина Чехов тоже с большим мастерством передал в речи этого персонажа. Стремясь завоевать расположение полицейского надзирателя, оправдаться перед ним, Хрюкин многократно называет его "ваше превосходительство" ("их превосходительство"), учтиво извиняется даже за те выражения, которые вовсе не требуют извинения. В то же время, обращаясь к человеку из толпы или к собаке, он употребляет грубые слова: "врешь, кривой", "окаянная", "подлая", "тварь".

Ограниченный, невежественный Хрюкин, рассказывая о "происшествии", останавливается на подробностях, не относящихся к делу, допускает грамматически неправильные обороты ("Я человек, который работающий"), просторечные слова: "пущай", "ежели".

"Учителю нужно обратить внимание не только на изображенную Чеховым крупным планом фигуру "представителя" современной власти (Очумелов), не только проследить, как холопство и грубая сила, хотя и более приглушенно, показаны в образе одного из обывателей (Хрюкина), но и уяснить, что Чехов некоторыми намеками в начале рассказа и реакцией толпы в середине и финале создает впечатление о преобладающем тоне в жизни обывательской массы" [43, с.160].

Запуганность, забитость, отсутствие живой, активной, шумной жизни выступают из выразительной детали в первых строчках рассказа: "Кругом тишина... На площади ни души". Эпитеты "унылый, сонный" определяют жизнь обывателей, а реакция на "событие" закрепляет представление о их пассивности, рабском сознании. Сначала "толпа" безучастна, равнодушна к судьбе "пострадавшего" Хрюкина и к судьбе собаки, которую на глазах толпы бессмысленно мучил Хрюкин. Обыватели как бы выжидают: на чьей стороне будет сила. Затем, увидев, что "власти" не на стороне Хрюкина, обыватели смелеют. Кто-то даже "подливает масла в огонь", рассказывает подробности столкновения Хрюкина с собакой и называет Хрюкина "вздорным человеком". Когда обыватели видят поражение Хрюкина, они прямо высказывают отрицательное отношение к нему: "Толпа хохочет над ним". Из этих "колебаний" и из авторского описания в начале рассказа мы понимаем, что жизнь обывателей ничтожна, лишена смысла. Именно потому и возможно было то "событие", которое дано Чеховым как типическое.

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8