ценности. По крайней мере, здесь ясно видна его общественная природа. Лишь религиозное сознание может наделять явления природы моральным смыслом, видеть в них действие злых сил или проявление божественной кары. Мы же знаем, что область морали целиком исчерпывается сферой действия социальных законов. Однако, откуда могло возникнуть представление о том что моральная оценка есть акт непосредственного усмотрения, кажущегося "самоочевидным". Таким может представиться акт оценки обыденному моральному сознанию. Ученый-теоретик подходит к анализу нравственных явлений и оценивает их с точки зрения их социального значения. Человек, испытывающий эмоции на предмет определенного поступка, может и не подозревать о тех социальных условиях и сложном переплетении общественных связей, которые делают оцениваемый им поступок добром или злом. Социолог скажет, что дело здесь вовсе не в какой-то особой проницательности нравственного чувства по сравнению с рациональным рассуждением. Ведь в этом чувстве тоже имеется рациональное содержание: в нем отложился прошлый жизненный опыт индивида, когда-то найденные им решения, а так-же исторический опыт многих поколений, выработавших "самоочевидные" представления о добре и зле. Но человеку, выбирающему и оценивающему поступки в повседневной житейской ситуации, до этого - социального - происхождения моральных представлений чувств часто нет никакого дела. Он просто оказывает предпочтение тому, что ему дорого, и противится тому, что вызывает у него протест. Очевиден весьма определенный подход к человеку в условиях частнособственнических интересов, свойственным эпохе современного капитализма. Поскольку индивид достигает своих частных целей лишь путем служения "общественному интересу" фирмы, постольку частнособственнический эгоизм должен всячески скрываться, снаружи должно быть видно только его служебное рвение, преданность заинтересованность в процветании не принадлежащего ему дела. Индивид теперь не эгоист, а "беззаветный служитель общему делу". Эта общераспространенная и неофициальная узаконенная в буржуазном обществе ложь становится моралью личности. Она витает в виде общеупотребительных фраз, одобрения начальства, лицемерных заверений в своей собственной лояльности и спорадических наговоров на других, такой лояльности не проявляющих.
В свое время В. И. Ленин писал: - "Люди всегда были и всегда будут глупенькими жертвами обмана и самообмана в политике, пока они не научатся за любыми нравственными, религиозными, политическими, социальными фразами, заявлениями, обещаниями разыскивать интересы тех или иных классов". Из сказанного ясно, что этика органически включена в идеологическую борьбу. Уместно вспомнить еще недавнее противостояние буржуазной и социалистической этике. Предполагалось, что буржуазная идеология не может выполнить свое классовое назначение без определенного минимума знаний оприроде и функционировании нравственности, ибо без этого невозможно целенаправленно влиять на реальное нравстенное сознание общества. Но в целом адекватное теоретическое воссоздание сущности и закономерностей развития нравственности находится в прямом противоречии с классовыми интересами буржуазии. Это социальное противоречие находит свое разрешение в идеалистической этике. Подразумевалось, что социалистическая идеология, напротив, стремится к развитию нравственных возможностей трудящихся. Считалось, что объективные потребности борьбы за коммунизм требуют, чтобы миллионные массы населения пробудились к активному историческому творчеству, чтобы они поверили в свои силы, сплотились в солидарной борьбе, возненавидели любые формы эксплуатации и угнетения, чтобы они постоянно становились лучше и чище. Нравственное здоровье рассматривалось как необходимая предпосылка как для усвоения классовых целей пролетариата, так и для борьбы для за их осуществление. (Однако, несмотря на логическую стройность и завершенность ряда коммунистических нравственных основ, материальные условия жизни привели впоследствии к их эррозии, появлению "кухонного
синдрома", - синдрома раздвоения личности советского человека). Но как бы там ни было та или иная теоретическая интерпритация нравственности независимо, а часто даже вопреки субьективным намерениям исследователей приобретает определенный классовый смысл, оказывается выгодной той или иной группе людей в обществе. Социальная природа нравственности становится очевидной, если проанализировать какие изменения претерпевает мораль при смене одной общественно-экономической формации другой.
Одним из важнейших вопросов, вокруг которого разворачивается острая борьба идей в этике, является вопрос осоциальной природе нравственности. Формулируя исходные принципы материалистической этики (лично мне весьма симпатичен уклон полит-экономии), К. Маркс и Ф. Энгельс подвергли резкой критике философскую спекуляцию, которая отрывала "представления индивидов от условий их жизни, от их практических коллизий и противоречий", которая переворачивала вверх ногами действительные отношения, мистифицировала сущность морали, наделяла ее самостоятельным бытием. Оторванные от своего эмпирического базиса, нравственные представления из следствия становятся причиной, из предикта - субьектом, искаженное сознание идеологов наделяет их такими способностями, такими творческими потенциями, которые на самом деле они никогда не обладали. Практически-политическим следствием этой идеалистической иллюзии является морализирование - бессилие, обращенное в действие, попытка заменить действительную борьбу сентиментальным благодушием. Нравственность есть сугубо исторический социальный феномен, тайна которого заключена в условиях производства и воспроизводства общества, именно установление таких, казалось бы простых истин, что моральное сознание, как и всякое сознание, "никогда не может быть чем-либо иным, как осознанным бытием" (К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч. , т. 3, стр. 278), что, следовательно, моральное обновление человека и общества не только не является основанием и производящей причиной исторического процесса, но само может быть рационально осмыслено и правильно понято лишь как момент практической миропреобразующей деятельности, ознаменовало переворот во взглядах на нравственность, положило начало ее научному осмыслению. Вся последующая история марксистской этики была дальнейшим углублением, конкретизацией, развитием и защитой этих положений, по основам которых постоянна шла борьба с буржуазно-идеалистическими концепциями. Вскрывая принципиальные различия между материалистической этикой марксизма и всякими прочими теориями морали, В. И. Ленин говорил: "Всякую такую нравственность, взятую из внечеловеческого, внеклассового понятия, мы отрицаем. Мы говорим, что это обман, что это надувательство и забивание умов рабочих и крестьян в интересах помещиков и капиталистов". Социальная обусловленность нравственности допускается в буржуазной этике лишь в тех пределах, которые ограничиваются исходным идеалистическим постулатом о первичности и безусловности мира моральных ценностей. Напротив, с точки зрения научной методологии исторического материализма социальное - это не аспект, сторона, внешнее условие, свойство и т. д. морали, а ее суть, подлинная и единственная природа. Иной природы, иного источника у нее нет. Искать тайну нравственности вне общественно-исторической практики, будь то вымышленные миры теологов и идеалистов или вполне реальные биологические основы человеческого существования, является абсолютно бесперспективным. Всякие попытки выйти для объяснения нравственности за социальные границы бесплодны в теоретическом отношении. Кстати, это один из тех пунктов, в котором позиции марксистско-ленинской этики и идеалистических концепций нравственности диаметрально противоположны. Конечно, далеко не со всеми положениями терии марксизма можно согласиться, однако мысль о признании коренных интересов общества (классов) в качестве масштаба нравственного действия, существенного содержания морального долженствования, - представляется весьма логичной. Конкретизируя вопрос о социальной природе нравственности, марксистская этика в соответствиии с историко-материалистической теорией общественно-экономических формаций рассматривает ее в ка
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6
