В последующих письмах Кингу и другим лицам Гамильтон проявлял такое воодушевление, что даже не задавался вопросом о том, как получить санкцию президента Адамса (не одобрявшего имперские авантюры и глубоко не доверявшего Гамильтону) на проведение подобной экспедиции. Несмотря на то, что Адамс предпринимал шаги к установлению мира с Францией и противился любым имперским проектам, Гамильтон был весь во власти риторических мечтаний о судьбах страны и о её предназначении. Он заверял Кинга, что “страна очень скоро займёт положение, соответствующее её великой судьбе, величественной и полной свершений”. Он просил сенатора Джеймса Ганна обеспечить ассигнования на приобретение мортир для “наступательных операций”, поскольку с началом войны с Францией “в пределах нашей досягаемости окажутся весьма соблазнительные объекты”. Империя, которую Гамильтон мечтал создать с помощью Англии, должна была дать невиданные преимущества американским финансовым интересам и принести ему славу и величие. Исторические устремления государственного деятеля-аристократа Гамильтона осуществлялись с созданием современной капиталистической экономики и окончательным утверждением империализма. Таким образом, в стране, где формировалось демократическое общественное самосознание, Гамильтон был склонен считать свою деятельность образцом аристократической власти, что оборачивалось для него непониманием и даже оскорблениями. В данном случае не имеется ввиду власть, передаваемая по наследству. Это скорее откровенное утверждение власти политической элиты, которая держится особняком от народа в целом. Она гордится своими талантами и мудростью, и её притязания на политическое руководство основываются на утверждении, что именно она лучше всех знает, как способствовать благу общества. Гамильтон выдвинул идею лидерства аристократии, несмотря на бурю демократических и эгалитарных страстей, поднятую Американской революцией. Освободившись от власти англичан, американцы поставили под вопрос существование любой власти, не исходящей непосредственно от суверенного народа. Наиболее радикальные деятели, такие как Томас Пейн, высказывали сомнения относительно каждого, кто ставил себя выше масс. Но противоречия в экономике и разочарования в политике, возникшие в десятилетие между принятием Декларации независимости и Конституции, возродили стремление к власти и лидерству, особенно среди джентри. Наиболее аргументированные концепции руководства, возникавшие в эпоху основания государства, отражали консерватизм элиты и более радикальные позиции джентри, стремившихся сохранить превосходство в новом и бурно развивающемся демократическом политическом мире. Большинство создателей конституции 1787 года надеялись, что созданные государственные институты и отдалённость центрального правительства охладят демократические страсти. Однако. Гамильтон был убеждён, что главная роль принадлежит лидерству. Видя во французской революции лишь буйство толпы и террор, Гамильтон утверждал, что только предлагаемое им лидерство аристократии способно защитить свободное, но упорядоченное общество от американского варианта правления кровожадных якобинцев. Таланты “государственного мужа”, который ценит будущую славу выше популярности и власти, необходимы для подчинения “демагога”, умеющего манипулировать массами и использовать их недовольство. Выдвинутая Гамильтоном концепция руководства аристократии была чисто американской. Строй, в защиту которого он выступал, не связан традициями и навязчивой идеей сохранения стабильности. Это должен быть подвижный, гибкий строй, защищённый от демократического неистовства, чтобы успешно развивать динамичную экономику. Там, где классические добродетели аристократии сталкивались с такими разрушительными пороками, как алчность и честолюбие, Гамильтон собирался использовать их в качестве исходного материала. Его задачей было не воспитание активных членов общества, гражданская обязанность которых защищать республику, а скорее, создание класса капиталистов, чья предпринимательская деятельность и энергия будут способствовать её процветанию. Умеряя активность народа, стремление которого к ничем не ограниченной свободе ставило под угрозу “свободу подлинную” – порядок, собственность и религию, – он стремился показать американцам, как они могут стать процветающими, сильными и, следовательно, счастливыми. Наиболее яростными критиками государственной деятельности Гамильтона были его выдающиеся противники – Джон Адамс и Томас Джефферсон. Адамс, будучи президентом, считал, что успехи Гамильтона основываются на обмане и хитрости. Увольняя военного министра Джеймса Макгенри за приверженность идеям Гамильтона, Адамс возмущённо заявил, что “Гамильтон – это интриган, величайший интриган в мире, человек, лишённый моральных принципов, незаконнорожденный и такой же чужеземец, как Элберт Галлатин”. Джефферсон, в свою очередь, утверждал, что методы и цели Гамильтона не имеют законного права на существование в американском государственном устройстве. Он рассматривал Гамильтона как лидера “англиканской, монархической и элитистской партии”. Система Гамильтона, заявлял он, “проистекает из принципов, противоречащих свободе, и рассчитана на подрыв и уничтожение республики”. И Адамс и Джефферсон относились к преобразованиям Гамильтона лишь как к опасному умыслу и явно преувеличивали их угрозу для сохранения республики. Ни тот, ни другой не понимали причин силы и успехов своего врага. Гамильтон, действительно, проявлял склонность к интригам, но он был слишком откровенен и импульсивен в своих высказываниях и поэтому не мог стать очень ловким интриганом. Адамс не видел действительных причин возвышения Гамильтона: его дальновидности, целеустремлённости, таланта блестящего полемиста. Обвинения Джефферсона в скрытом монархизме тоже были ниже всякой критики. Не испытывая глубокой привязанности к республиканизму, Гамильтон руководствовался принципами практической государственной деятельности, и это вынуждало его соотносить свои преобразования с настроениями и предубеждениями тех, чей республиканизм был непоколебим. Возможно, Джефферсону казалось, что централизованный и капиталистический строй, предлагаемый Гамильтоном, обрекает республику на гибель, но весь последующий исторический путь развития Америки докажет, насколько Джефферсон был не прав. Всё же, если они и ошибались относительно основ государственной деятельности Гамильтона, то в ряде суждений были правы, справедливо отмечая некоторые тревожные аспекты. Адамс видел, что желание Гамильтона стоять над народом и направлять его, в то же время, манипулируя всеми инструментами власти ради достижения своих планов, не способствовало росту доверия к мудрости элиты. Оно, скорее, ослабляло честное и надёжное правление, разрушая политическое равновесие и усиливая власть небольшого и непредставительного слоя элиты. Джефферсон считал, что государственная деятельность Гамильтона враждебна классическому духу республиканизма и, если не дать ей отпор, может заменить его стяжательством и милитаризмом. Гамильтон стремился к тому, чтобы американский народ идентифицировал себя с властью правительства и восторгался силой и могуществом богатства. Джефферсон же опасался, что это подорвёт стремление народа к свободе. Опасения Адамса и Джефферсона оказали влияние на многих историков и представителей политической мысли, вызвав сложное отношение к Александру Гамильтону. И всё же, в американской теории политического лидерства Гамильтона никогда не считали “чужеземцем”. Личность Гамильтона – энергичного и дальновидного государственного деятеля, сильного администратора, который устанавливает рычаги управления и эффективно ими действует, военного государственного деятеля, выступающего в роли Геркулеса для врагов Америки, сторонника индустриального развития, стремящегося к воспитанию у народа скорее экономических, чем гражданских добродетелей, – оказала огромное воздействие на американскую историю. Его черты проглядывают в деятельности таких непохожих друг на друга американских лидеров, Эндрю Джексон, Теодор Рузвельт, Джон Кеннеди и даже Рональд Рейган. В годы после избрания Джефферсона президентом и до своей трагической гибели Гамильтон пережил горькое чувство разочарования, вызванное неприятием американцами его идеи лидерства аристократии. Рассказывая Гаверниру Моррису о своей “странной судьбе”, он писал: “С каждым днём мне становится всё яснее, что этот американский мир был создан не для меня”. Но судьба Гамильтона готовила ему ещё более странный поворот, которого он никак не мог предвидеть. Его тип лидерства будет вызывать сопротивление большинства американцев лишь до тех пор, пока он будет оставаться откровенно присущим элите с её покровительственно-снисходительным отношением к народу. Но как только ему будет придана демократическая форма, он сразу найдёт аудиторию, которая его оценит. Действительно, Гамильтона часто будут принимать за желаемый образ лидера-демократа. Многие американцы будут восхищаться действиями лидеров, которые опираются на талант и силу воли, согласятся с утверждением, что сами они в политическом отношении слабы и не обладают всеми нужными качествами, вследствие чего нуждаются в опекунах – энергичных и властных лидерах, которые действуют от их имени и защищают их интересы. Они отдадут предпочтение лидерам, которые предлагают капиталистическое изобилие и экспансионистскую славу, обещанные Гамильтоном. Гамильтон – государственный деятель продолжает жить в новом образе – даже если его иногда приходится подправлять изрядной долей демагогии, которая бы ужаснула Гамильтона. Если мы хотим понять, что является самым сильным, соблазнительным и опасным в имидже лидера в американской политической жизни, то нужно обратиться к личности АЛЕКСАНДРА ГАМИЛЬТОНА.

    Глава II. Конституция США и Билль о правах.

Принцип разделения властей опирается на идеи, восходящие ещё к древнегреческому мыслителю Аристотелю. Основную разработку они получили в 18 веке у французского философа Ш. Монтескье. Согласно его взглядам, свобода, то есть право делать всё, что не запрещено законами, может быть обеспечена только в таком государстве, где власть разделена на три ветви: законодательную, исполнительную и судебную. В условиях демократического режима каждая из властей обладает определённой самостоятельностью и уравновешивается другими властями. Компетенция каждого органа определяется так, чтобы исключить его господство над другими органами. Это одна из важнейших гарантий против произвола. Пример достаточно жёсткого разделения властей дала конституция США.

    §1. Принятие конституции США.

Формирование США, как независимого государства, занимает сравнительно небольшой исторический отрезок времени. С момента образования на территории современного государства первых английских переселенческих колоний в первой половине XVII века и до юридического оформления США в единое федеративное государство после принятия Конституции в 1787 году прошло чуть более полутора веков. Но именно в тот период были заложены основы американской государственности, созданы предпосылки для появления на свет юридического документа номер один в истории Соединенных Штатов Америки – Конституции 1787 года. Процесс ее разработки неотделим от истории борьбы за государственную независимость, свободу и объединение штатов в единое государство. [48 Всемирная история т. 12. Минск Литература 1998 стр. 154. ] А воплощённые в ней традиции закладывались еще первыми поселенцами, принесшими на новые земли идеалы естественного права, английское “общее право”, суд присяжных заседателей и другие прогрессивные правовые институты того времени, ставшие первоосновой при формировании колониальных органов управления. С течением времени, в процессе укрепления колоний и их борьбы за независимость, зарождается и развивается специфическая американская практика компромиссов, сыгравшая впоследствии решающую роль в процессе принятия Конституции 1787 года. Суть ее состояла в том, что при совместном рассмотрении политических вопросов штатами нередко принимались компромиссные решения, отвечающие, в первую очередь, соображениям рациональности и практической пользы для сторон (даже если эта “польза” вступала в противоречие соображениям существующей морали). В ходе совместной вооруженной борьбы за независимость, длившейся с 1775 по 1783 год, и превратившейся в, своего рода, буржуазную революцию, ликвидировавшую многие феодальные пережитки, штаты прошли путь от добровольного военного союза до конфедерации, созданной в 1781 году. Необходимо отметить, что в этот период были созданы юридические документы, оказавшие влияние не только на ход событий того времени, но и на развитие американских демократических традиций в будущем. Это, прежде всего, “Декларация независимости Соединенных Штатов” 1776 года, главным автором которой является Т. Джефферсон, а также Статьи Конфедерации 1781 года, ставшие фактически первой Конституцией образовавшегося межгосударственного союза. Нельзя не вспомнить в этой связи и о первом проекте федерации, созданном еще в 1748 году Б. Франклином. Все эти документы в большой степени оказали влияние на содержание Конституции 1787 года. Таким образом, закладывалась ее юридическая база. В начавшейся войне Англии, “владычице морей”, сильнейшей в военном и экономическом отношениях державе, противостояли 13 восставших колоний. Хотя большинство их жителей боролось за дело революции, население колоний не было единым. К сторонникам Англии, тори, или лоялистам, принадлежали английские чиновники, агенты английских купцов, англиканские священники, землевладельцы-феодалы средних колоний, многие богатые плантаторы и купцы. В рядах сторонников революции, вигов, или патриотов, как их называли, так же шла борьба между консервативной верхушкой, боявшейся демократического порыва масс, и радикальным, буржуазно-демократическим крылом. К последнему примыкали фермеры, городские рабочие ремесленники и т. д. , возглавляла же его радикальная буржуазия. Среди важнейших деятелей этого движения были Томас Джефферсон, Сэмюэль Адамс, Патрик Генри. Джефферсон, один из образованнейших американцев своего времени, был последователем английских философов и французских просветителей. Патриархом американской революции был великий учёный, писатель, общественный и государственный деятель Бенджамин Франклин. Крупнейший представитель просвещения, которое в Америке и Европе являлось идеологической подготовкой буржуазной революции, он был выразителем нарождавшегося американского национального самосознания и провозглашал идею единства колоний. В мае 1775 г. собрался второй континентальный конгресс. В июне он решил образовать регулярную армию и назначил её главнокомандующим Джорджа Вашингтона, богатого виргинского плантатора-аристократа, который в конгрессе принадлежал к группировке умеренных. Конгресс провозгласил право американцев взяться за оружие, но опять отправил королю петицию о перемирии, названную “оливковой ветвью”. В ответ король объявил колонии мятежными. Логическим выходом из всей борьбы колоний с Англией было провозглашение независимости, но прошло немало времени, пока оно свершилось. Левое, демократическое крыло вигов, всё время требовавшее решительных мер и немедленного разрыва с Англией, настаивало на провозглашении независимости. В процессе войны выковывалось единство колоний, рождалась американская нация. 4 июля 1776 г. второй континентальный конгресс принял “Декларацию независимости”. День этот стал американским национальным праздником. Штаты (бывшие колонии) Америки объединились (отсюда название “Соединённые Штаты Америки”) и провозглашали, что отделяются от Англии. В “Декларации”, автором которой был Томас Джефферсон, это отделение обосновывалось как общими принципами, так и конкретными обстоятельствами. “Декларация независимости” была выдающимся документом своей эпохи. Возникшая под влиянием передовой европейской и американской мысли, она воздействовала на политические идеи в других странах. “Декларация” провозглашала равенство всех людей, их право на “жизнь, свободу и стремление к счастью”. Она утверждала принципы народного суверенитета и самоопределения наций. [49 “История США”, том I, 1607 – 1877 гг. Издательство “Наука”, Москва 1983 год. Стр. 131-143. ] Победа под Саратогой была началом перелома в войне. Она изменила международное положение в пользу американцев. В 1780 г. по инициативе России возникла “Лига нейтральных”, отстаивавшая право нейтральных стран перевозить во время войны на своих кораблях любые товары воюющих держав, кроме оружия. Был провозглашён “вооружённый нейтралитет” – члены Лиги грозили защищать свои права силой в случае надобности. В Лигу вступили многие страны, и её создание довершило международную изоляцию Англии, которая до этого, пользуясь своим могуществом на морях, пыталась разрушить всю морскую торговлю своих противников. Осенью 1781 г. американские войска Вашингтона и французские части во главе с Рошамбо и Лафайетом окружили крупную армию английского генерала Корнуоллиса, сосредоточившуюся у прибрежного виргинского города Йорктауна. 19 октября 1781 г. армия Корнуоллиса капитулировала, и это было фактическим окончанием войны на Американском материке. Длительные и сложные мирные переговоры, которые вели в Париже с английскими представителями американский посол в Париже Бенджамин Франклин и другие уполномоченные Соединённых Штатов Америки, завершились предварительным мирным договором в 1782 г. и окончательным – в 1783 г. [50 “История США”, том I, 1607 – 1877 гг. Издательство “Наука”, Москва 1983 год. Стр. 180-182. ] Из войны новая держава вышла в довольно неустойчивом экономическом положении. В политическом отношении Соединённые Штаты Америки не представляли собой сплочённого целого. Первая их конституция – “Статьи конфедерации”, принятая конгрессом в 1777 г. и утверждённая штатами в 1781 г. , представляла отдельным штатам фактическую самостоятельность, вплоть до права объявления войны; конгресс же конфедерации являлся консультативным органом, и даже бюджет его составлялся только из добровольных взносов штатов. Казна конгресса была пуста, между тем государство было отягощено военными долгами, войска требовали уплаты жалования и обещанных льгот. Перед роспуском, в 1781 – 1783 гг. , в армии происходили на этой почве волнения и даже были попытки государственного переворота. Частично требования солдат и офицеров были удовлетворены предоставлением земельных участков. После окончания войны и устранения главного внутреннего врага – лоялистов – усилилась классовая борьба в рядах патриотов. Народные массы, стремившиеся к истинному равенству, ожидали от революции большего, чем она дала им. К тому же экономические тяготы послевоенного периода пали главным образом на них. Уплата долгов, государственных и частных, при переходе от обесцененных бумажных денег к твёрдым металлическим, который проводила буржуазия, разоряла фермеров и ремесленников, доводила их до долговой тюрьмы. Поэтому народное движение объединилось в требовании “дешёвых” денег и в выступлениях против взыскания долгов. Высшим его пунктом было восстание Шейса, в котором участвовали многие бывшие фронтовики. [51 “История США”, том I, 1607 – 1877 гг. Издательство “Наука”, Москва 1983 год. Стр. 171. ] Восстание Шейса послужило сигналом для власть имущих – сомнений не было – грядёт революция . отряды Шейса удалось рассеять . победители безмерно радовались тому , что у Шейса не оказалось качеств военного вождя . Но прославленный государствовед Дж. Мэдисон взглянул в корень дела – бывшие сторонники Шейса устремились на выборы в штатах , “придав выборам такой оборот , при котором смогут проводить в жизнь свои взгляды под эгидой конституционных положений. В случае их победы возникнет законный шейсизм, против которого противоядия нет”. Эта угроза была похуже нового восстания. Политические перемены назрели, их необходимо было претворить в жизнь. Правящими кругами было принято решение преодолеть приближающийся кризис путем изменения государственного устройства объединившихся колоний. В этом процессе сыграть решающую роль была призвана новая Конституция, закрепившая федеративное устройство страны. Осуществление этих планов было поручено Учредительному конвенту, собравшемуся в 1787 году под председательством Д. Вашингтона. Непосредственное участие в разработке текста Конституции приняли ведущие юристы Америки и общественные деятели государства: Д. Мэдисон, Т. Джефферсон, Б. Франклин, А. Гамильтон и др. События, происшедшие в Америке после 1776 г. , так же как и история правительства Британии, заставили “отцов основателей” усомниться, способно ли народное согласие само по себе быть достаточным гарантом свободы. Народное правительство может оказаться слишком слабым, чтобы предотвратить внутренние беспорядки (как это было в Массачусетсе). Народное большинство может, с другой стороны, обладать склонностью к тирании. Фактически, тирания большинства, по утверждению Д. Мэдисона, грозит даже более серьёзными неприятностями, чем власть меньшинства. Делегаты совещания в Филадельфии (май 1787 года) считали, что “демократия” в том виде, как её понимали раньше, – то есть власть толпы, обнаруживается, например, в ходе восстания Б. Шейса, – не могла привести к решению проблемы. С другой стороны, аристократия – власть меньшинства – тоже не была выходом из положения, поскольку меньшинство так же можно испортить властью, как и большинство. Д. Мэдисон считал, что свободу нельзя защищать только разработкой конституции, которая ограничивала бы полномочия правительства. Сразу после того, как конституционное совещание было созвано, делегация Вирджинии предоставила всеобъемлющий план, в значительной мере разработанный Мэдисоном, с целью учреждения абсолютно нового национального правительства. Этот план в короткое время стал основным предметом обсуждения на совещании. Соглашаясь рассмотреть “План Вирджинии”, участники совещания изменили его основную задачу. Они отказались от пересмотра статей Конфедеративного договора в пользу создания истинно национального правительства. “План Вирджинии” призывал к созданию прочного национального государства, организованного по принципу существования трёх независимых ветвей власти – законодательной, исполнительной и судебной. Они должны основываться на двух ключевых принципах: общенациональная законодательная власть может принимать решения по всем вопросам, по которым не полномочны действовать отдельные штаты, например, налагать вето на любой или все законы штатов; по крайней мере, одна из законодательных палат должна избираться прямым общенародным голосованием. Во время дебатов представители штата Нью-Джерси и других малых штатов начали проявлять беспокойство о том, что на совещании будет принята конституция, согласно которой штаты окажутся представленными в обеих палатах Конгресса на основе численности населения. Малые штаты опасались, что более крупные штаты всегда будут иметь перевес голосов. Вильямом Патерсоном был предложен альтернативный “план Нью-Джерси”, который предлагал не замену, а пересмотр Конфедеративного договора, создание более сильного централизованного правительства, но с сохранением представительства в нём штатов, как было условлено ранее в Конфедеративном договоре – один голос от одного штата. “План Нью-Джерси” предполагал создание однокабинетного или однопалатного Конгресса, в котором каждый штат обладал бы равным количеством голосов. До того, как было достигнуто соглашение между штатами, главной проблемой была не демократия, а свобода, а точнее – правильное её дозирование. У противников нового правительства, которых стали называть антифедералистами, было множество возражений разного рода, но их всех объединяла вера в то, что свободу можно сохранить только в маленьких республиках, где управляющие пространственно близки к управляемым. Напротив, Гамильтон и Мэдисон утверждали, что свобода в большей степени сохраняется в крупных республиках, в которых сосуществуют различные точки зрения и интересы, а не в единообразных малых обществах. Предпочитая большую республику, Мэдисон вовсе не пытался подавить демократию. Более того, он стремился показать, как реально работает демократическое правительство и как можно улучшить его работу. Для того, чтобы управлять, различные интересы должны объединяться и создавать коалицию, то есть союз. Мэдисон пришёл к заключению, что в странах такого размера, как Соединённые Штаты, с их огромным разнообразием интересов “согласие большинства вряд ли может быть достигнуто на других принципах, чем принцип справедливости и общего блага” Из своих рассуждений Мэдисон сделал достаточно смелые выводы. Он предположил, что национальное правительство должно находиться на известной дистанции от народа и быть изолированным от его минутных настроений, поскольку люди не всегда хотят поступать должным образом. Правительство должно иметь возможность защитить и политиков и народ от того, что их станут использовать в недостаточно обдуманных или неблаговидных целях. Когда пенсильванский делегат Джеймс Уилсон 1 июня 1787 г. вынес на повестку дня Конституционального Конвента в Филадельфии вопрос о будущей “исполнительной власти”, то – согласно записям Джеймса Мэдисона – воцарилось долгое молчание. 55 депутатов 12-ти участвующих штатов – Род-Айленд отказался от участия – сознавали, что они коснулись болевой точки новой правительственной системы: большинство из них считали усиление исполнительной власти по сравнению с положениями опубликованных в 1777 г. “Статей конфедерации” обязательным; одновременно царила неизвестность о конкретной форме, которую должна была принять такая исполнительная власть, а так же о готовности населения принять рост власти этой традиционной, наблюдаемой с особым недоверием, ветви правительства. Уже первая конституция “Статьи конфедерации”, знала институт президента, глава которого возглавлял Конгресс, своего рода собрание дипломатов тринадцати участвующих штатов. Этот президент избирался конгрессом на один год и действовал только как “первый среди равных” и церемониальный глава без права влиять на политические события. И это было полностью созвучно общему направлению революционной эпохи, которая поднимала престиж законодательной власти и увеличивала влияние парламентов по отношению исполнительной. Когда в 1776 – 77 гг. в большинстве отдельных штатов была разработана новая конституция, губернаторов сделали чисто исполнительными органами парламентов, урезав, ссылаясь на суверенитет народа и республиканский принцип самоуправления, их полномочия . Отсюда исходила тенденция к господству парламента, на которое потом – вместе с неспособностью действовать и финансовой бедностью Конгресса – в 80-е годы была переложена ответственность за слабость и грозящий развал союза. После окончания войны за независимость в 1783 г. множились голоса критиков, которые настаивали на коренных реформах как конституций отдельных штатов, так и “Статей конфедерации”. По их мнению, союз можно было спасти, только устранив превосходство государственных парламентов и укрепив позиции федерального правительства, особенно федеральной исполнительной власти. Это “национальное движение”, интеллектуально оформленное и организационно форсированное Александром Гамильтоном и Джеймсом Мэдисоном, вызвало недовольство верных принципам радикальных республиканцев, но влилось, однако, под давлением кризиса в Конвент реформ в Филадельфии. Здесь делегаты игнорировали данные им родными парламентами инструкции, по которым должны были предложить только “поправки” к “Статьям конфедерации”; вместо этого, исходя из плана делегации Вирджинии, они начали обсуждение совершенно новой конституции, по которой коренным образом изменялось соотношение сил в союзе. Дебаты об исполнительной власти были особенно затруднительны, так как чётко выявляли отход от радикальных основных принципов революции к умеренным представлениям о равновесии власти в смысле английской конституционной традиции [52 “Американские президенты” под ред. Юргена Хейденинга 1997 г. стр. 8. ]. Большинство делегатов в Филадельфии видели идеал не в ограниченном господстве большинства граждан, а в перенесении разделения власти между королём, лордами и третьим сословием, восхваляемого Монтескье как сохраняющее свободу и стабилизирующее в американские условия. Вопрос состоял только в том, кто должен занять место короля и лордов, так как в Новом Свете не было родового дворянства. В качестве последнего свои услуги предложила федеральная структура Соединённых Штатов, так как “верхняя палата” Конгресса, сенат, мог рассматриваться как представительство отдельных штатов. Замену для короля, который мог бы одержать победу над сильной законодательной властью, состоящей из двух палат, было найти нелегко, тем более, что исполнительная власть всегда идентифицировалась в сознании современников с наследственной монархией. Конвент рассмотрел целый ряд мелочей, начиная с навечно выбранного президента (предложение Гамильтона, которое, ввиду общественного мнения, не имело шанса реализации) и заканчивая коллегиальным руководящим органом, наиболее соответствовавшим бы республиканским принципам. Джеймс Уилсон уже своё первое высказывание связал с заявлением о том, что “исполнительная власть должна состоять из одного человека”. Хотя Эдмонд Рендлльф из Вирджинии предостерегал что это “зародыш монархии”, предложение Уилсона было принято в ходе обсуждения. По мнению большинства, таким образом, будет обеспечено то, что исполнительная власть будет располагать единой волей, имея достаточно энергии и эффективности для служения благу нации и, одновременно будут господствовать чёткие условия, касающиеся ответственности за действия исполнительной власти. Подспудно при этом свою роль сыграло то обстоятельство, что многие делегаты видели в Джордже Вашингтоне, победителе Войны за независимость, председательствовавшем на Конституционном Конвенте, желаемого кандидата на новую должность. Уже изначально конституция была составлена так, что президент и Конгресс постоянно зависели друг от друга, а конфликт и кооперация являлись двумя сторонами одной медали. Федералисты, как себя называли защитники новой конституции, постарались донести эту общую картину до ещё довольно скептического населения и дебатах по ратификации, которые длились с 17 сентября 1787 года, когда был опубликован филадельфийский проект, до конца лета 1788 года. Ведомство президента испытало атаки антифедералистов, хотя критика концентрировалась скорее на общем перемещении власти из отдельных штатов в федеральное правительство. С точки зрения противников конституции, устранение суверенитета отдельных штатов и усиление федерального правительства указывали направление к единому централизованному государству, американской империи, править которой будет якобы честолюбивая и жаждущая власти национальная элита. Президентство они воспринимали как инструмент этой элиты, окончательной целью которой являлось бы введение монархии по английскому образцу. [53 “Американские президенты” под ред. Юргена Хейденинга 1997 г. стр. 21. ]

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12