Это были уже не те солдаты, которые усмиряли в 1905 году вооруженные восстания в Москве и других городах. Тогда семеновцы состояли из набранных из глухих деревень крестьян, которых в течение четырех лет оболванивали верноподданнической “словесностью”, многочасовой ежедневной муштрой, жесточайшей палочной дисциплиной. Здесь же были люди, лишь несколько месяцев назад оторванные от своего повседневного крестьянского и городского труда, многие из них были уже немолодые–с жизненным опытом, с недоверием к царской власти. Кроме того, в каждом запасном батальоне имелась 4-я рота из “эвакуированных” солдат, то есть тех, кто уже побывал на фронте, но был ранен, контужен или находился в кратковременном отпуске. “Эвакуированные” уже повидали фронт, понюхали пороху. Часто это были наиболее революционно настроенные по отношению к самодержавию элементы, с воинской дисциплиной у них было хуже всех. Именно “эвакуированные” подняли бунт в Павловском полку.

Но в каждом запасном батальоне имелся и антипод четвертой роте –“учебная команда”. В этой команде готовились по особой программе унтер-офицеры из солдат. Здесь, напротив, дисциплина была самая строжайшая. Но те, из которых готовили младших командиров царской армии, были люди, также лишь недавно призванные на службу. “Учебные команды” особенно четко выполняли 26 февраля все приказы. Потому чувства раскаяния и вины у солдат “учебных команд” были наиболее сильными. Во многих казармах после отбоя солдаты не могли заснуть, переговаривались, обсуждали прошедший день. Находились среди солдат и большевики, но их было мало. Тем не менее, каждый из них вел активную пропаганду. Возбуждение нарастало. И вот, не зажигая света, они стали сходиться и решать, как бы завтра выразить свой протест. И решили: как только их командир, штабс-капитан Лашкевич, придет завтра утром на построение команды и поздоровается с ними, отвечать ему не обычным “здравия желаем! ”, а криком “ура! ”. Эта договоренность была заключена между старшим унтер-офицером Кирпичниковым и взводным. (О другом они потом не рассказывали. Стояли на том, что сговорились только на этой в общем-то невинной проделке. Конечно, в марте 1917 года солдаты еще боялись, что, если вернется царская власть, тогда всех их предадут военному суду за организацию такого невиданного солдатского бунта. Несомненно, сговор не кончился на решении прокричать “ура! ”. ) Впоследствии, когда все уже совершилось и Союз офицеров республиканцев старался выяснить, кто же все-таки подал мысль в Волынском полку о неподчинении офицерам и о восстании, то назвались шесть человек, каждый из которых утверждал, что это он. Но потом сами солдаты-волынцы, переговорив между собой, указали на старшего унтер-офицера Тимофея Кирпичникова как на “зачинщика” события в “учебной команде” полка. Сам штабс-капитан Лашкевич был застрелен солдатами. Кто стрелял, выяснить не удалось. В возникшей суматохе был убит еще один младший офицер. Все 600 человек солдат “учебной команды” бросились в полковой цейхгауз. Они разобрали винтовки с патронами и выскочили на улицу. Стреляя я воздух, солдаты побежали по Парадной улице, а затем по Кирочной. Они ворвались в расположение Литовского полка и призвали солдат присоединиться к ним. Следуя дальше по Кирочной, к волынцам и литовцам присоединилась одна из рот запасного батальона Преображенского полка. К 7 часам утра общее количество восставших солдат и унтер-офицеров достигло 25 тысяч человек.

У них не было никакой программы. Они только были против стрельбы в народ и против офицеров и всех властей, заставивших их это делать вчера. Тем самым они были и против царской власти. Но это они поняли не сразу. И тут пришла новая идея: надо идти к рабочим! Ведь это их заставляло разгонять начальство, в них стрелять. Значит, рабочие знают, что делать, как бороться. Рабочие были на Выборгской стороне. Следовательно, надо бежать на Литейный проспект, а по нему через Александровский мост на Выборгскую сторону. И огромная масса солдат по трем параллельным улицам– Кирочной, Фурштадтской, Сергиевской – метнулась к Литейному проспекту. Вскоре солдаты побежали и по четвертой –Захарьевской. На Кирочной около Спасо-Преображенского собора они ворвались еще в казармы запасного саперного батальона. Через двадцать минут и саперы пополнили восставшую массу солдат. Для успеха и быстрого развертывания солдатского восстания огромное значение имело то, что около 30 тысяч солдат были сконцентрированы в казармах, расположенных практически по соседству– по Парадной и Кирочной улицам. По мере продвижения к Литейному проспекту движение приобретало все более антиправительственную окраску. Солдаты стреляли в воздух, слышались крики “Долой царя! ”, “Да здравствует республика! ”, “Ура! ”. Из домов выбегали люди и присоединялись к толпе солдат. Член Государственной думы Владимир Николаевич Львов в восемь часов утра был разбужен криками, доносившимися с Захарьевской улицы, на которой он жил. Львов увидел, что вся улица заполнена солдатами с винтовками, которые быстро шли по направлению к Литейному. Между тем восставшие солдаты выходили уже на проспект. Вместе с саперами волынцы присоединили также одну артиллерийскую часть, которая на руках выкатила несколько пушек на Литейный и поставила их дулами в обе стороны проспекта. Но главные события разыгрались между Сергиевской и Шпалерной улицами. Тут солдаты наконец соединились с рабочими. Это были рабочие Петроградского орудийного завода и гильзового отдела Петроградского патронного завода. Оба завода занимали старинное здание, раскинувшееся на целый квартал по Литейному проспекту между вышеуказанными улицами. Перед воротами завода шел митинг. Видны были красные флаги с надписями: “Долой самодержавие! ”, “Да здравствует демократическая республика! ”. Солдаты присоединились к митингу. Теперь у революции появилась своя вооруженная сила. Пусть еще слабо организованная, но уже сила. Это тотчас почувствовали царские власти. Как раз напротив Орудийного завода находился окружной суд.

Вскоре были не только разбиты двери, взломаны самки, но и подожжено само здание. Десятки тысяч судебных дел запылали. Черный дым повалил из разбитых окон, а затем плотным столбом стал подниматься к небу. Пожар окружного суда стал символом восстания, факелом, зовущим к дальнейшей борьбе. К зданию окружного суда по Захарьевской и Шпалерной вплотную примыкал дом предварительного заключения, тюрьма для подследственных. Большевики, а также члены других партий и случайные ораторы (а в то утро на Литейном появился даже Г. С. Хрусталев-Носарь–журналист Носарь, избранный в Петербургский Совет 1905 года по документам рабочего Хрусталева и ставший председателем Совета, а потом отошедший от политической деятельности. Так вот, Хрусталев-Носарь, тоже призывал жечь окружной суд и идти на дом предварительного заключения) повели туда солдат и рабочих. Они стали штурмовать ворота тюрьмы с обеих улиц и вскоре добились, чтобы их открыли.

Солдаты и рабочие освободили заключенных, среди которых было немало членов революционных партий, арестованных в последние дни. Они с радостью приветствовали своих освободителей и тотчас влились в ряды восставших. Они стали звать солдат перейти на Выборгскую сторону и соединиться с рабочими этого района. На Выборгской рабочие утренней смены в подавляющем большинстве своем к работе не приступили. Всюду состоялись митинги и собрания, на которых большевики и представители других подпольных партий призывали рабочих продолжать войну с самодержавием.

Громили оружейные магазины и склады, отнимали оружие у полицейских. Среди участников митингов появились уже рабочие, вооруженные охотничьими ружьями, револьверами и даже казенными трехлинейками, полученными от солдат. Под охраной вооруженных рабочих демонстрации с Сампсониевского и Безбородкинского проспектов потянулись к Финляндскому вокзалу. Вскоре вокзал, прилегающие к нему улицы и площадь перед вокзалом оказались забитыми десятками тысяч рабочих. Так Выборгская сторона превратилась во второй центр восстания 27 февраля 1917 года. Лишь подступы к Александровскому мосту охранялись усиленными нарядами конной полиции и мощной заставой солдат запасного батальона гвардии Московского полка с пулеметами. На Петроградской стороне большая толпа жителей города собралась у входа на Троицкий мост. Но тут их сдерживала сильная воинская застава. Как и у Александровского моста, толпа опасалась напирать на заставы, так как участники демонстраций по опыту вчерашнего дня не хотели нести напрасные жертвы. Вышли на улицы также рабочие Нарвского, Петергофского, Александро-Невского, Невского и других пролетарских районов столицы. Революция продолжалась. Солдаты и рабочие Орудийного и Патронного заводов, увлеченные речами партийных агитаторов, двинулись плотной массой от Шпалерной улицы к Александровскому мосту. Полицейская застава, которая наблюдала за происходящим с левого берега реки, разбежалась. Солдаты и рабочие беспрепятственно взошли на мост. Вот пройдено сто метров, двести. Стали видны солдаты Московского полка. Донеслись звуки какой-то команды, и передние демонстранты увидели, как улеглись пулеметчики. Но замедлить свой ход огромная масса демонстрантов уже не могла. По крайней мере, 30–35 тысяч людей шли в этой колонне, сжатой перилами моста. Расстояние между еловой колонны и заставой неумолимо сокращалось с каждым шагом. Вдруг пулеметчики вскочили с земли и стали растаскивать пулеметы в стороны, освобождая проход. Офицеры надрывались, кричали, размахивали обнаженными шашками. Но солдаты-московцы не слышали их. Они смотрели на колонну демонстрантов, подошедшую совсем близко, на петлицы волынцев, грозно наступавших в первых рядах прямо на них. Солдаты разбежались, и под крики “ура! ” огромная толпа врезалась, как утюг, в заставу Московского полка, прижала ее к перилам и захватила с собой. Путь на Выборгскую сторону был открыт! У Финляндского вокзала и прилегающих к нему улиц ядро восставших солдат Волынского и Литовского полков, запасного саперного батальона соединилось с рабочими Выборгской стороны, находившимися под значительным влиянием большевиков. При поддержке волынцев рабочие по призыву М. И. Калинина установили полный контроль над Финляндским вокзалом. На Выборгской среди рабочих были И. Д. Чугурин, Ф. З. Евсеев, И. А, Рахья, А. П. Тайми и многие другие большевики. Солдаты приветствовали лозунги “Долой самодержавие! ”, “Да здравствует демократическая республика! ”, написанные на маленьких, наспех сделанных знаменах. Но они сдержанно относились к выставленному большевиками лозунгу “Долой войну”, поскольку он казался им противоречащим данной уже воинской присяге. С присоединением солдат общедемократический, всенародный характер движения постепенно стал более заметным. Многие участники событий 27 февраля, захваченные стихийной ненавистью к угнетателям, к царскому строю, не имели четкого понятия о том, чем заменять правительство, если его удастся свергнуть.

Лишь большевики по-прежнему принципиально проводили свою линию по всем этим вопросам. Утром 27 февраля на собрании членов ПК на Петроградской стороне был составлен текст листовки к рабочим с призывом продолжать борьбу. “Необходимо свергнуть эту власть, – говорилось в листовке, – настало время решительной борьбы! Всеобщая всероссийская стачка –наше главное оружие. Для борьбы с конными и пешими палачами народа нам должны помочь наши друзья всех родов оружия. Пусть солдаты, наши братья и дети, идут в наши ряды с оружием в руках! ”. Большевики правильно указывали на необходимость присоединения армии к рабочему движению как следующий этап революции. Но когда эта листовка вышла, переход огромной массы солдат на сторону революции стал уже фактом.

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14