Такая схема привела к тому, что у власти оказались совершенно чуждые ей люди, совершенно далекие от нее. Назначения эти вызывали негодование даже в самых умеренных слоях общества. Таким новоявленным министром был министр внутренних дел Протопопов, почти не разбиравшийся в политике, зато нравящийся Распутину. Если читать статью Блока “Последние дни императорской власти”, то возникает чувство, что вся структура самодержавия как будто пыталась оттянуть приход чего-то нового– будь то открытие Государственной Думы или что-либо другое –везде хотели жить по-старому, делая вид, что ничего не изменилось и что ничего не изменится. Это еще более усугубляло кризис власти, когда по выражению Ленина, “верхи не могли, а низы не хотели”, то есть самодержавие не могло править страной, а подданные –находиться в его власти. Оставалось только как-то снести эту оказавшуюся в кризисе власть.
Февральская революция не была столь стремительна, как ее любят расписывать. Конечно, по сравнению с Французской революцией, она была быстротечной и почти бескровной. Но просто никогда не упоминалось о том, что вплоть до конца революции, у Царя был шанс спасти самодержавие, тем же способом, что и в 1905–выпустив некое подобие конституции. Так, например, еще 25 февраля председатель Госдумы Родзянко телеграфировал Николаю: “Положение серьезное. В столице анархия. Правительство парализовано. Транспорт продовольствия и топлива пришел в полное расстройство. Растет общественное недовольство. На улицах происходит беспорядочная стрельба. Части войск стреляют друг в друга. Необходимо немедленно поручить лицу, пользующемуся доверием страны, составить новое правительство. Медлить нельзя. Всякое промедление смерти подобно. Молю бога, чтобы в этот час ответственность не пала на венценосца”19. Телеграммы такого же содержания Родзянко посылал вплоть до 1 марта (в ночь на 3 марта император уже отрекся от престола). И всегда у Царя был шанс на спасение. Но как он отзывался о телеграммах от Родзянко! “Опять этот толстяк Родзянко мне написал разный вздор, на который я ему не буду даже отвечать”20. Что это – политический дальтонизм или отсутствие интереса ко всему происходящему? Как бы то ни было, начавшиеся еще 9 января стачки (150 тыс. чел) постепенно стали регулярными. Участились стычки с полицией и казаками. А нехватка продовольствия, прежде всего хлеба, привела к тому, что на улице стали появляться не только рабочие, но и студенчество, и трудовая интеллигенция ( доктора, учителя). В результате стачка стала всеобщей, а строй поддерживали только войска. Но они уже начали переходить на сторону восставших. А выпусти Царь Манифест о прекращении войны, ограничении своей власти и. т. д. – все бы обошлось.
В ночь с 3 на 4 марта, где-то под Псковом, в присутствие Гучкова и Шульгина, присланных Думой, Царь отрекся от престола в пользу брата Михаила. Затем Николай послал ему телеграмму следующего содержания: “Его императорскому величеству Михаилу. Петроград. События последних дней вынудили меня решиться бесповоротно на этот крайний шаг. Прости меня, если огорчил тебя и не успел предупредить. Останусь навсегда верным и преданным братом. Возвращаюсь в Ставку и оттуда через несколько дней надеюсь приехать в Царское село. Горячо молю богу помочь тебе итвоей стране. Ника”21. Т. е. фактически Николай свалил всю ответственность на Михаила. “8 марта бывший император выехал из Ставки и был заключен в Царскосельском Александровском дворце”22. Он уже знал, что Николай тоже отрекся, не располагая военной силой. Так закончилось правление самодержавия в России.
3) Мнение большевиков на причины свержения самодержавия в России.
Основными вершителями революции были большевики. И именно их мнение являлось единственным и неоспоримым у нас в стране. А символом этой идеологии был вождь мирового пролетариата Владимир Ильич Ленин. И естественно, что именно его точку зрения я и привожу здесь.
Итак, статья из цикла “Письма из далека”. Письмо 1, где Ленин говорит о том, что в России разразился революционный кризис и “этот кризис был ускорен рядом самых тяжелых поражений, которые были нанесены России и ее союзникам. Поражения расшатали весь старый правительственный механизм и весь старый порядок, озлобили против него все классы населения, ожесточили армию, истребили в громадных размерах ее старый командующий состав, заскорузло-дворянского и особенно гнилого чиновничьего характера, заменили его молодым, свежим, преимущественно буржуазным, разночинским, мелкобуржуазным”23.
Сколько злости в этих строчках, а какие эпитеты подбираются! “Гнилого”, “истребили”. Хотя все здесь правильно: кровопролитная, разорительная, непопулярная война действительно развалила экономику страны, что вызвало небывало мощный протест масс.
Дальше Ленин утверждает, что “если поражения в начале войны играли роль отрицательного фактора, ускорившего взрыв, то связь англо-французского финансового капитала, англо-французского империализма с октябристко-кадетским капиталом в России явилось фактором, ускорившим этот кризис путем прямо-таки организации заговора против Николая Романова”24.
Шикарно! Просто прекрасные строчки, особенно после сегодняшних разговоров о том, что в октябре 1917 года большевикам помогала Германия, и финансы на революцию шли именно от германского правительства. И больше союзникам делать было нечего, как свергать Николая II, человека, который был за войну до победного конца, тем более, что союзники знали о наличии в России левых, радикально настроенных людей с почти бредовой идеей о мировой революции и маниакально настроенных на то, чтобы снести самодержавие ко всем чертям, построив на его месте“свободную социалистическую республику”. Ленин фактически перечисляет причины свержения самодержавия: “революция (имеется в ввиду Февральская революция - прим. авт. ) победила лишь в силу чрезвычайно оригинальной исторической ситуации, когда слились вместе и замечательно дружно слились, совершенно различные потоки, совершенно разнородные классовые интересы, совершенно противоположные политические и социальные стремления. Именно: заговор англо-французских империалистов, толкавших Милюкова и Гучкова с компанией к захвату власти в интересах продолжения войны. А с другой стороны, глубокое пролетарское и массовое народное (все беднейшее население городов и деревень) движение революционного характера за хлеб, за мир, за настоящую свободу”25.
Вообще большевистская идеология упрямо не признавала Февральской революции и все время называя ее революцией“грязной и подлой буржуазии”, но признавала что “хищный двуглавый орел, в когтях которого веками задыхались народы России, был повержен”26.
А вот еще немного большевистского идиотизма: “героический рабочий класс так быстро одержал победу в феврале 1917 года потому, что его союзником было многомиллионное крестьянство. Без этого союза, выкованного партией большевиков, революция не могла бы победить”27. Мне кажется, что, кроме того, как петь пролетариату с крестьянством дифирамбом да клеймить ненавистную буржуазию - ничего более существенного большевистская идеология не создала. Она только исказила историю, подгоняя ее под свои интересы. И естественно, что такая идеология была лишена объективности. А теперь мнения главных оппонентов большевиков – монархистов. 4) Мнение монархистов.
Почти все известные политологи –монархисты после революции оказались в эмиграции и написали свои труды именно там: кто в Париже, кто в других городах Европы. Но главное: монархисты–это прямые идейные и политические противники большевиков. Они противостояли им в 1917, воевали с ними в Гражданскую войну, бежали от них в Европу. А мнение монархистов–это еще один независимый взгляд на те события. Поэтому для того, чтобы привести их, я использую статьи политолога И. А. Ильина, человека, волею судьбы оказавшегося в эмиграции, но любившего свою Родину и глубоко переживавшего за нее.
В шести статьях с одинаковым названием “Почему сокрушился в России монархический строй”? Ильин считает, что “крушение монархии было крушением России, а водворилась не “российская республика”, а развернулось всероссийское бесчестие, предсказанное Достоевским, и оскудение духа; а на этом духовном оскудении, на этом бесчестии и разложении вырос государственный Анчар большевизма–больное и противоестественное древо зла, рассылающее по ветру свой яд всему миру на гибель”28.
В принципе, такое мнение распространенно среди всего круга монархистов и вряд ли является преувеличенным или ложным. Как же еще назвать то, что учинили большевики после революции, как не геноцид против нации? А их попытки мировой революции? Не древом ли зла?
Ильин ставит вопрос: чего не хватало русским людям для того, чтобы “мужественно пережить трудную годину и сохранить религиозно освященную и исторически оправдавшую себя государственную форму”29? И отвечает, что не хватало “крепкого и верного монархического правосознания. Правосознания – действенной воли, правосознания – дисциплины, правосознания – характера, правосознания – религиозной веры”30. По мнению Ильина, “монархическое правосознание было поколеблено по всей России. Оно было затемнено или вытеснено в широких кругах русской интеллигенции. Оно имело в простонародной душе своего вечного конкурента–тягу к анархии и к самочинному устроению. … Вследствие этого оно поколебало и властную уверенность в самой царствующей Династии”31.
Основой революции был простой народ. Про него Ильин говорит, что “на протяжении всей русской истории русской простонародье никогда не теряло склонности–противопоставить обременительному закону свой собственный, беззаконный или противозаконный почин. “До Бога высоко, до Царя далеко”; надо разрешать себе больше, чем разрешает власть; надо не бояться правонарушения и преступления и самому“переменять свою участь”. Терпению есть предел. Дисциплина хороша лишь в меру. Надо бежать в даль и искать“свободной” жизни и устраиваться по-новому”32.
По мнению Ильина, народные массы думали, что “порядок от Царя: спасать и строить Русь может только царская власть. Только Царь мог сделать так, что анархия принимала закон и подданство, и в силу веры и совести возвращалась к монархической верности; казачество заселяло и обороняло русские окраины”33.
“Горе тому царству, коим владеют многие”, “лучше грозный царь, чем семибоярщина”. Но анархия, развязание, посягание и погром, как считает Ильин, создают более выгодную возможность. Отсюда эти бунты с разбойниками. От времени до времени поднимался всенародный бунт (Смута, Разинщина, Пугачевщина, Ленинщина), когда находился Григорий или Степан, или Емельян, или Ильич, которые разрешали или прямо предписывали анархию посяганий и погромов. Приходила власть, призывавшая к бунту и грабежу; некий“царь” узаконивал анархию и имущественный передел – и правосознание русского народа, справляло праздник безвластия. Однако хочется поспорить с Ильиным: ведь бунты были не от хорошей жизни, а от постоянного бесправия большей части населения. И были они также не от“врожденной тяги к анархии”, а анархии в самой власти, когда “что хочу, то и делаю”, и не от боязни единовластия, а от боязни самовластия. Как бы то ни было, Ильин пишет, что все это и случилось в 1917: “монархический лик русского простонародного правосознания как бы поблек и исчез в смуте, а вперед выступила страшная и кровавая харя всероссийской анархии. Почему? Ильин считает, что грозная война с грозными неудачами поколебала доверие к военному командованию, а потому и к Трону (в какой раз! –авт. ). Крестьянская деревня переживала эпоху аграрного перенаселения и великой реформы Столыпина. И вдруг отречение двух Государей от Престола угасило присягу, и верность, и всяческое правосознание, а левые партии–призывающий к грабежу Ленин и остальные агитаторы, рассеянные по всей стране, понесли развязанному солдату, матросу, крестьянину право на беспорядок, право на самовластие, право на дезертирство, право на захват чужого имущества, все те бесправные, разрушительные, мнимые права, о которых русский простолюдин всегда мечтал в своем анархистки - бунтарском инстинкте и, которые теперь давались ему сверху. Соблазн бесчестия и вседозволенности стал слишком велик, и катастрофа сделалась неизбежной”34.
Страницы: 1, 2, 3, 4
