Весной 1947 г., когда тысячи голодной, оборванной детворы, не вмещавшейся в переполненные детские дома и приемники МВД, нахлынули в города, Советом Министров СССР было принято постановление № 857 от 7 апреля по устройству детей и подростков, оставшихся без родителей. Оно обязывало Министерство трудовых резервов организовать до 1 июня 1947 г. 80 специальных ремесленных и 20 сельскохозяйственных училищ для устройства подростков, направляемых из детских приемников-распределителей (ДПР) и из детских домов. Кроме того, МВД надо было организовать до 1 августа того же года детские колонии на 10 тыс. человек. На организацию и содержание детских домов и колоний выделили из резервного фонда Совмина СССР 299,8 млн. руб.
Данное постановление обязывало столичные и провинциальные власти взять под особое наблюдение всю работу по устройству детей, оставшихся без родителей. Если прежде Советы депутатов трудящихся и милиция вели борьбу с беспризорниками и всячески отстранялись от устройства бездомных и голодных детей, то после принятия постановления они должны были заниматься и этим вопросом.
Чтобы поскорее освободить места в детдомах, детприемниках и колониях для новых поступлений, подростков 13-16 лет направляли в ремесленные училища и школы фабрично-заводского обучения (ФЗО), а чаще просто на любую работу. При большом потоке отбор детей производился наспех. Не обходилось без грубых ошибок. На работу и учебу попадали ранее судимые подростки. Некоторые из них вскоре совершали тяжкие преступления. Из детприемника г. Ростова-на-Дону на трудоустройство в колхоз "Красный путиловец" 9 марта 1947 г. прибыли несовершеннолетние Сурайкин и Иванов. Их определили на квартиру к колхознице Поруковой. 20 марта т. г. с целью завладения имуществом они убили хозяйку дома, забрали личные вещи, деньги и скрылись. По чистой случайности вскоре были задержаны. Выяснилось, что ранее оба были судимы за кражи.
Руководство предпочитало направлять беспризорников подальше от городов. Арзамасский ДПР Горьковской области в течение года без учета желания направил в колхозы 1200 подростков, из которых большинство там не закрепились. Причиной неудачи являлся не только формальный отбор несовершеннолетних, но и тяжелый труд, полуголодное существование в колхозах.
Не от хорошей жизни сотни ребят спасались бегством из школ ФЗО, ремесленных и железнодорожных училищ. В 1946 г. органами МВД было задержано 10,5 тыс. таких беглецов. Из ремесленных училищ и школ ФЗО г. Ленинградасбежало 3,4 тыс. учеников, в том числе 2,2 тыс. -- из школ ФЗО. Подобное происходило во многих городах России, Украины, Узбекистана и др. республик. За самовольное оставление школы ФЗО или училища детей старше 14-ти лет привлекали к суду по указу от 28 декабря 1940 г. Так как возвращаться домой было опасно, сбежавшие ученики пополняли число беспризорников. Совершая мелкие хищения продуктов питания и вещей, они скоро переходили в разряд малолетних правонарушителей, а после задержания и суда попадали в воспитательно-трудовые колонии.
В течение 1946 г. органами МВД было привлечено к уголовной ответственности за совершенные преступления 2390 учеников школ ФЗО, ремесленных и железнодорожных училищ, в том числе в Украинской ССР -- 189 человек, в г. Москве -- 144, г. Ленинграде -- 92, Свердловской области -- 88, Владимирской -- 78 и др. Проверками в колониях были обнаружены дети, не достигшие 12 лет, т. е. с незаконными приговорами. Там же содержались и дети на год-два постарше, впервые совершившие малозначительные преступления, за которые их не следовало даже судить, а тем более содержать под стражей. Нарушение закона проявлялось также в том, что в ИТЛ рядом с уголовниками находились "беспаспортные", не достигшие 16 лет подростки, осужденные за нарушение правил прописки.
Указы усиливали репрессии не только против беспризорных и бездомных, а против всех малолетних правонарушителей. Надзор со стороны прокуратуры за расследованием преступлений несовершеннолетних был слабый. Состояние качества следствия на местах оставляло желать лучшего. Рассмотрение дел подростков шло по ускоренному конвейеру. При формальном установлении вины несовершеннолетних суды выносили обвинительные приговоры. Такое было в Московской, Ивановской, Архангельской, Горьковской, Саратовской, Ленинградской, Молотовской и др. областях. Поточные процессы вызывали многочисленные жалобы родителей и самих подростков в Прокуратуру СССР.
В течение лета 1947 г. прокурор группы по делам несовершеннолетних при Генеральном прокуроре СССР проводил проверку жалоб по применению указов об охране общественной и личной собственности в Молотовской области. Свои впечатления он изложил в докладной записке, которая выражала озабоченность необоснованным ростом тяжести наказаний в отношении несовершеннолетних за мелкие кражи, вызванные голоданием.
Со дня издания июньских указов и по 15 августа 1947 г. в области было дано вдвое больше санкций на арест несовершеннолетних. В тюрьме № 1 г. Молотова содержалось под стражей 245 подростков, из них 36 человек, т. е. 14,7% ранее были судимы. По семейному положению 48 малолетних "уголовников" были полными сиротами, 70 -- полусиротами, а у 32-х в делах имелись сведения о том, что их отцы погибли на фронте. Из всех проверенных дел не было ни одного, заканчивавшегося применением условного осуждения, тогда как раньше, до издания указов, в 1-м полугодии 1947 г. за кражи было приговорено к условным наказаниям 36,6% всех преданных суду подростков.
Типичный для того времени состав преступления 15-летней ученицы 8 класса женской школы Вахриной. Рассматривая альбом с фотографиями на квартире своей подруги, она обнаружила в нем две хлебные карточки и не удержалась от кражи. В тот же день, продав карточки на рынке за 100 руб., она купила 500 г хлеба, мороженое, несколько штук конфет и сразу все съела. Из дела явствовало, что за неделю до кражи у Вахриной умер от чахотки отец, оставив семью из 8 человек, в которой работала только старшая сестра. Вызванная московским прокурором из школы классная руководительница дала хорошую характеристику школьнице, указав, что последняя страдала пороком сердца и фурункулезом на почве истощения. Под влиянием проверяющего и по просьбе местного прокурора суд вынес условное наказание.
Кампания борьбы с несовершеннолетней преступностью наносила огромный вред обществу. Детей судили наравне со взрослыми. Даже при смягчающих обстоятельствах, ограничиваемые новыми указами, адвокаты могли просить лишь применение минимальной меры наказания, что означало 5 лет лишения свободы. Жалобы, как правило, не рассматривались. Народный суд Ленинского района г. Молотова удовлетворил просьбу прокурора и адвоката о "минимальном сроке" и определил пятнадцатилетнему Аркадию Абатурову 5 лет лишения свободы. Юный "рецидивист" до того отбывал год в колонии, после чего был передан под опеку родителей. Отец у него вскоре умер. Мать работала одна и не в силах была прокормить 9 человек детей, из которых Аркадий был самый старший. Голод вновь толкнул его на преступление. Как записано в деле, на рынке он украл у женщины, продававшей хлеб, кусочек весом 150 г. Сразу был задержан, а отобранный хлеб был возвращен хозяйке. Вместе с Абатуровым в тюрьме следственного изолятора содержались под стражей его ровесники Баширов, Кунтуганов, Исароматов за то, что на колхозном поле нарвали около 1 кг гороха в стручках. Для этих и многих таких же подростков тюрьма, лагерь и воспитательная трудовая колония были единственным местом, где они ежедневно обеспечивались питанием и ночлегом.
На начало ноября 1947 г. в системе МВД СССР имелось 134 детских колонии, в том числе 58 воспитательных, в которых содержалось 20800 беспризорных и безнадзорных детей и 76 трудовых, в которых было 45300 несовершеннолетних, осужденных судами за различные преступления. В основе воспитания детей, поступивших в воспитательные колонии, а также перевоспитания несовершеннолетних преступников в трудовых колониях, лежало производственное обучение, осуществлявшееся через сеть учебно-производственных мастерских и школ-семилеток. Ученые-эксперты убеждали правительство в том, что такое воспитание (перевоспитание) являлось эффективным. На самом деле государство, спасая детей физически, калечило их нравственно, т. к. многие из бывших воспитанников ГУЛАГа, не заинтересовавшиеся трудовыми навыками рабочих специальностей, пополняли воровские ряды. К счастью, вскоре укрепление рабочего класса воспитанниками колоний натолкнулось на материальную преграду. На создание новых колоний не было средств.
Правительство не сразу осознало утопичность идеи приобщения детей к знаниям через колонии. Попыткой перекрыть приток подростков в исправительно-трудовые учреждения было постановление Пленума Верховного Суда СССР от 17 февраля 1948 г. "О применении Указов от 4 июня 1947 г. в отношении несовершеннолетних". В нем разъяснялось, что дети от 12 до 16 лет это не закоренелые преступники, их действия не носят характер повышенной общественной опасности и не требуют применения суровых мер наказания, поскольку причиной воровства бывало якобы детское озорство и самоуправство. При чины материального плана, а тем более голод, не назывались.
Пленум рекомендовал судам обращаться к не утратившему силу постановлению Совнаркома СССР от 15 июня 1943 г. № 659 "Об усилении мер борьбы с детской беспризорностью, безнадзорностью и хулиганством". В случае совершения несовершеннолетним в возрасте от 12 до 16 лет хищения незначительного размера, суды могли не ставить на обсуждение вопрос в уголовном порядке, а направлять обвиняемого в воспитательную колонию МВД или, при смягчающих обстоятельствах, принять условное осуждение с передачей подростка на попечение родителей или опекунов с обязательным осуществлением за ним повседневного надзора. Применяя условное осуждение, суды не должны были допускать, чтобы у несовершеннолетнего оставалось чувство безнаказанности за совершенное преступление. Суды были обязаны разъяснять подсудимому значение испытательного срока и предупреждать, что в случае нового преступления, он понесет наказание и за ранее совершенное. Так что, возвращение к методам военного времени считалось послаблением в послевоенной карательной политике.
6. Хищения государственных запасов зерна
Государство располагало возможностями для того, чтобы накормить людей и остановить рост голодной преступности, поскольку имелись значительные запасы продуктов питания (хлеба, масла, сахара и др.) в виде неснижаемых государственных резервов. Однако, государственная машина изначально была устроена так, что помощь голодавшим не входила в ее обязанности. Люди умирали от голода и вызванных им болезней, а запасы оставались неприкосновенными.
Охрана огромных продрезервов доставляла немало хлопот правительству, т. к. они постоянно разворовывались. По сведениям центрального управления военизированной охраны (ВОХР) Министерства заготовок СССР бойцами охраны за 3 квартала 1946 г. задержано с похищенным зерном 20120 человек, из них 15496 человек или 77% были сами же работники предприятий Минзага, в том числе 1260 человек составляли охранники.
Представители прокуратуры установили, что хищения хлеба были распространенными нарушениями законности на складах, заготовительных пунктах, при перевозке на железнодорожном транспорте. Если на складах кражей зерна занимались кладовщики и рабочие, то на железной дороге снятые с карточного снабжения сельские работники железной дороги. В ноябре 1946 г. за расхищение хлебных грузов было привлечено к уголовной ответственности 946 человек, причем 48% из них являлись путейцами.
Хищения совершались также при транспортировке зерна на судах речного флота, доставлявших его из глубинных пунктов в промышленные центры. Только за 15 дней октября 1946 г. на 6-ти бассейнах: Верхне-Волжском, Камском, Средне-Волжском, Западно-Сибирском, Днепровском и Амурском в 14 судах и баржах обнаружено и изъято более 30 т зерна, муки и др. хлебопродуктов, подготавливаемых к хищению.
В октябре того же года команда баржи № 2018 Верхне-Волжского бассейна во главе со шкипером Лапшиным, пользуясь тем, что вес погруженного зерна определялся по осадке судна неточно, во время транспортировки занималась хищением хлеба. На плесе Камское Устье-Горький, у переправы деревни Токари Горно-Марийского района они продали жителям деревни и обменяли на другие сельскохозяйственные продукты около 2,5 т пшеницы.
На Днепре в Киевской области была арестована группа, состоявшая из 10 человек, в которую входили шкипер баржи № 633 Старченко, матрос Красюк, бакенщик Грушецкий и колхозники села Стайки той же области: Шестаков, Загородный, Басенко и др. Члены команды баржи, во время перевозки зерна из разных районов на Киевский элеватор, в пути следования систематически расхищали и передавали его своим односельчанам -- колхозникам, подъезжавшим к барже на лодках. Всего было переправлено в село 9 т зерна. Окольными путями возвращался к людям изъятый у них во время государственных заготовок хлеб.
Правительство заботилось об укреплении охраны государственного хлеба. При этом важная роль отводилась вооружению. Министр заготовок СССР Двинский 4 января 1947 г. сообщал заместителю председателя Совета Министров СССР Берии, что военизированные и пожарно-сторожевые подразделения, охранявшие государственный хлеб, были не полностью обеспечены нарезным оружием и боеприпасами. Просил дать распоряжение Министерству вооруженных сил об отпуске трофейного оружия: 6 тыс. винтовок системы "Маузер" и 369 тыс. патронов к ним, 700 винтовок системы "Росса" с 42 тыс. патронов. В правительстве внимательно отнеслись к просьбе министра. Согласованием вопроса занимался управляющий делами Совмина СССР Чадаев. Вскоре министерствузаготовок было разрешено получить недостающее вооружение.
В соответствии с секретным постановлением Совмина СССР от 7 апреля и от 21 июля 1947 г. Министерство заготовок передало Министерству продрезервов дополнительно 232 продовольственные базы, а также элеваторы. По распоряжению Сталина численность военизированной охраны Минпродрезервов была увеличена с 6515 до 16115 человек, соответственно возросло число работников инспекций ВОХР при территориальных управлениях и центральном аппарате. Примерно той же численности охрана находилась в распоряжении Министерства заготовок. Для ограждения 500 крупнейших заготовительных пунктов и продовольственных баз оба министерства получили 750 т колючей проволоки.
Трофейные винтовки, колючая проволока и июньские указы 1947 г. не смогли остановить рост хищений продуктов питания со складов и баз продрезервов, так как из общего числа задержанных с похищенным зерном в июле-августе того года 80% составляли сами работники заготзерно и 10% -- охранники. Больше всего хищений наблюдалось среди личного состава и охраны глубинных пунктов в сельской местности. Причиной являлось то, что зарплата у работников и охранников была очень низкая и составляла 150-180 руб. в месяц, к тому же с сентября 1946 г. они были сняты с хлебного снабжения вместе со всеми сельскими жителями.
По заданию правительства летом 1947 г. Министерство государственного контроля СССР, возглавляемое Мехлисом, подвергло ревизии 17 территориальных управлений и 25 баз Министерства продовольственных резервов СССР. Результаты были неутешительными и обсуждались на Бюро Совета Министров СССР. В итоге 9 сентября 1947 г. было принято совершенно секретное постановление № 3159-1047 "О хищениях, скрытии от учета, порче и самовольном разбазаривании продрезервов". В нем подробно, с конкретными примерами, освещались недостатки ки деятельности Министерства продрезервов. Наряду с хищениями и порчей продовольствия, в постановлении не скрывалась обеспокоенность правительства распространившимися фактами очковтирательства в деле закладки зерна на длительное хранение. Отчеты показывали намного больше зерна, чем имелось на самом деле, поэтому постановление обязывало привлекать к ответственности, расследовать и судить виновных в этом по всей строгости принятых указов. Над исполнением данного постановления хорошо поработали органы милиции, суда и прокуратуры. До начала 1948 г. было осуждено более 10 тыс. материально-ответствен-ных лиц: заведующих, кладовщиков, учетчиков, а более всего грузчиков и работников охраны заготовительных пунктов, элеваторов и складов.
На основе изложенного материала можно сделать некоторые выводы. По обобщенным итоговым сводкам МВД СССР, количество уголовных преступлений и численность осужденных в 1946-1947 гг. по сравнению с 1945 г. резко возросли. Особенно четко это прослеживается на самом распространенном виде преступлений -- мелких хищениях. Сквозные сводки за 1940-1950 гг. зафиксировали в 1946-1947 гг. и самый высокий рост хищений государственного и личного имущества. При всей усредненности, низкой -- 87%-й -- полноте учета и стремлении к приукрашиванию, эти данные в целом отражают динамику преступлений.
Всего за уголовные преступления было осуждено в 1947 г. более 1,3 млн. человек. Из них до отмены смертной казни 26 мая 1947 г., т. е. менее чем за полгода было расстреляно 1620 человек, что всего на 396 человек меньше, чем за весь 1946 г. Число осужденных на срок лишения свободы свыше 10 лет в 1947 г. по сравнению с 1946 г. увеличилось в 100 раз и составляло 16260 человек, а в следующем 1948 г. возросло еще в 3,8 раза. Большую долю уголовных преступлений дали хищения государственного хлеба. К концу 1947 г. в тюрьмах и лагерях было примерно 80 тыс. человек, осужденных по закону от7августа 1932 г. и 300 тыс. человек -- по указам от 4 июня 1947 г.
В целом по СССР хищений всякого рода имущества повысилось в 1947 г. относительно 1946 г. на 43,7%. Случаи бандитизма, разбоя и грабежа в 1947 г. были в два раза чаще, чем в предыдущем. Из общего количества краж 32,7% было совершено женщинами. В 1946-1947 гг. были осуждены за хищения и отбывали срок более 20 тыс. подростков до 16 лет. Среди расхитителей в 1947 г. коммунистов и комсомольцев было в 2 раза больше, чем в 1946 г.
Несмотря на то, что в 40-е годы ГУЛАГ постоянно расширялся, он никак не мог вместить всех определенных в него послевоенной чисткой. Начиная с 1948 г. суды все чаще вместо уголовного наказания с отбыванием срока под стражей, применяли общественное порицание. В 1950 г. такая мера наказания увеличилась по сравнению с 1947 г. в 9 раз и использовалась в отношении 43,2 тыс. осужденных. С 1948 г. по 1951 г. численность обитателей тюрем и лагерей постепенно сокращалась, но в 1952 г. -- снова рост "преступности", совпавший с пиком налогового засилья тружеников деревни.
Таким образом, поднявшаяся волна преступлений была спровоцирована голодом 1946-1947 гг. Правительство, неспособное противостоять крупному, организованному хищению государственного хлеба, обрушивало репрессии против мелких краж, совершавшихся голодными людьми. Миллионный наплыв осужденных вдов, инвалидов и сирот захлестнул ГУЛАГ, ставший для большинства из них "спасительным" местом. Если голод убивал физически, то указ и лагерь уродовали морально. Правовое закрепощение народа, проводившееся в голодное время под видом борьбы с "уголовной" преступностью, послужило не укреплению, а разрушению государственности и падению авторитета власти в последующие годы.
Голод охватил большинство территорий России, Украины, Молдавии, некоторые области Белоруссии и Казахстана. Эпицентром являлись зерновые районы, пострадавшие не столько от засухи, сколько от заготовительной кампании 1946-1947 гг. Ужасные испытания выпали на долю многих семей в сельской местности. Десятки тысяч погибших, сотни тысяч перенесших на почве голода страшные заболевания: дистрофию, пеллагру, септическую ангину, тиф и психические расстройства. Миллионы людей, бросая имущество, скот, покидали свои дома, искали спасения в других местах. Это практически парализовало всякую жизнь в районах голода, создавало реальную угрозу посевной и уборочной страде в 1947 г. Голод перерастал в затяжной экономический кризис. От голода пострадало население многих крупных промышленных центров. Первым в списке значился г. Ленинград, жители которого не опомнились от блокадного кошмара. Другие города, в том числе и столица г. Москва, очень плохо обеспечивались хлебом, держались на полуголодном пайке. Латвия, Литва, Эстония избежали голода только потому, что имели более крепкое и нетронутое еще коллективизацией сельское хозяйство.
Голод сопровождался небывалым ростом преступлений. По причине полного отсутствия средств к существованию на скамью подсудимых попадали люди никогда прежде воровством не занимавшиеся. Типология правонарушений в 1946-1947 гг. имеет свои особенности. Отдельную группу "правонарушителей" составляли председатели колхозов, осужденные за выдачу зерна колхозникам в качестве оплаты труда, а также за утайку зерна от государства. Частая сменяемость "ненадежных" руководителей подрывала и без того расшатанное, управление хозяйствами. Из среды рядовых колхозников и рабочих совхозов на долю женщин и детей приходилось больше всего мелких краж колосьев и зерна.
Возросло число вооруженных ограблений в городе и деревне. Среди лиц, ответственных за хранение и распределение продовольствия, увеличилась спекуляция продуктами питания и продовольственными карточками. Во время голода хищения государственных запасов зерна достигали огромных масштабов. Всеми силами стремясь остановить рост голодной преступности и удержать резервы продовольствия на прежнем уровне, правительство наращивало мощь карательных мер. В результате 1946-1949 годы дали самые крупные пополнения ГУЛАГа женщинами и детьми. Спад преступности начался лишь с улучшением материального положения трудящихся в 50-е годы.
Голод 1946-1947 гг. полностью вписывается в разряд рукотворного, то есть произошедшего в основном по вине правящих структур как в центре, так и на местах. Этот факт был основной причиной его всемерного засекречивания. Правительство СССР официально не признало голода, тем самым снимало с себя ответственность за организацию помощи голодающим.
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6
