Таким образом, основные акции, оформившие принципат Августа, имели место в 27 и 23 гг. В 27 г. было декларировано возвращение от чрезвычайщины гражданских войн к нормальной жизни, и создан тот государственно-правовой дуализм, который составлял характернейшую черту политического строя Рима на протяжении всей эпохи Ранней империи.

Особенно важное значение имело разделение провинций. Часть римской державы не только на практике, но и номинально перешла под контроль принцепса. В качестве правителя этих провинций Август создаёт собственный государственный аппарат, выстраивает параллельные республиканским структуры власти. [75Новый имперский бюрократический аппарат пока ещё только формируется, но в перспективе именно он должен стать главной опорой авторитарного режима. См. : Утченко С. Л. Кризис и падение Римской республики. М. , 1965, С. 268. ]Налоги, взимаемые с императорских провинций, поступают в личную казну Августа, фиск, - тем самым достигается финансовая независимость его режима от сената. Контроль над важнейшими участками римских границ отдавал в руки Августа реальное руководство главными направлениями внешней политики. Наконец, именно в императорских провинциях концентрируется основная часть армии (к концу правления 24 легиона из 25). Особое значение имел контроль над Египтом– главным источником хлеба для многомиллионного населения Рима. [76 4 месяца в году подвоз хлеба в Рим осуществлялся из Египта. ] Непосредственным толчком к новому урегулированию стал организованный в 23 г. против Августа заговор. [77 Syme R. The Roman revolution. P. 333. ]Проконсульский империй и пожизненная tribunicia potestas окончательно становятся важнейшей правовой базой положения принцепса. Эта комбинация обеспечила ему максимум власти при минимальных отступлениях от республиканской традиции.

Любая власть ничто без стоящей за ней реальной силы. Август прекрасно это понимал. Армия всегда была его главной опорой. Реформы Августа преследовали цель создания таких вооружённых сил, которые были бы достасточно мощными для обороны границ и проведения активной внешней политики, но, в тоже время, надёжно контролируемыми. Военная система в целом была хорошо сбалансирована: легионы и auxilia в провинциях, преторианцы и войска римского гарнизона в столице, - всего около 300000 человек, что не превышало разумных пределов. [78 CAH. Vol. X, P. 228-229. ]Важным моментом военной организации было то обстоятельство, что при Августе и его ближайших преемниках солдаты, офицеры и так сказать“генералитет”римской армии принадлежали к разным социальным группам и существовали серьёзные барьеры для продвижения рядовых воинов к офицерским должностям. Вершиной служебной карьеры для них долгое время оставалась должность старшего центуриона, так как дальнейшее продвижение по службе требовало получения всаднического достоинства и соответствующего ценза. Такая организация, где рядовые, офицеры-всадники и полководцы-сенаторы были разделены сословными барьерами и как бы противопоставлены друг другу, как нельзя лучше отвечала требованиям эффективного контроля над вооружёнными силами.

Военная власть принцепса, его особые отношения с армией выражались в титуле Imperator. [79Егоров А. Б. 1)Рим на грани эпох. С. 89; 2) Становление и развитие системы принципата. Дисс…, С. 229. ]Принципат, очень часто использовавший и трансформировавший республиканские понятия и названия, не изменил себе и здесь. Почётное звание победоносного полководца Римской республики превратилось в титул правителя с неограниченной властью (греч. бхфпксбфщс– самодержец, автократор). [80Premerstein A. von. Vom Werden und Wesen…, S. 253; Wickert L. 1)Princeps…, Sp. 2278-2281; 2) Neue Forschungen…, S. 73. ]Титул императора был одним из наиболее одиозно-монархических атрибутов власти принцепса, и, чтобы хоть как-то примирить с ним общественное мнение, преемник Августа, Тиберий всячески подчёркивал его специфически-военный характер, по-видимому, следуя в этом прмеру своего приёменого отца (Suet. Tib. , 26). Помимо армии в качестве социальной опоры власти Августа мы упоминали о личной партии. Конечно, говорить о партии в современном смысле слова нельзя. Мы имели в виду не столько сам термин, сколько латинское слово, от которого он происходит: pars, то есть часть, сторона. Сторонники у Августа были во всех слоях римского общества, как в Италии, так и в провинциях. Если картина его правления, представленная в источниках, верна (а у нас нет оснований полагать, что это не так), то большинство римских граждан и значительная часть провинциалов были, по-видимому, довольны режимом и заинтересованы в нём. Этот факт не должен нас удивлять. Эпоха Августа принесла с собой внешний и внутренний мир, порядок, личную безопасность, так что выгоды нового строя ощутил на себе буквально каждый. От утраты же политической свободы пока пострадала лишь сравнительно немногочисленная группа людей–часть правящего нобилитета. Римляне века Августа ещё не были знакомы с обратной стороной единовластия, столь ярко проявившейся впоследствии– произволом императора и его присных. Наконец, несколько слов следует сказать и о том, как Август в его роли правителя Империи воспринимался большинством своих современников. Режим Августа подкреплялся мощной, организованной в различных формах политической пропагандой: монументальное искусство, широкая строительная программа, литература, монеты [81Одним из наиболее эффективных инструментов правительственной пропаганды в ту далёкую эпоху были, безусловно, монеты. Помещённые на них легенды и изображения в сжатой и наглядной форме доводили актуальные политические лозунги буквально до каждого жителя Римской империи. Подробнее об использовании монет в деле политической пропаганды в императорскую эпоху см. : Абрамзон М. Г. Монеты как средство пропаганды официальной политики Римской Империи. М. , 1995. ]и т. д. Образ принцепса как божественного установителя мира, победителя врагов республики и восстановителя государства (restitutor rei publicae) был, по-видимому, прочно внедрён в сознание римлян. [82Большое внимание проблеме организации общественного мнения при Августе уделил в своём труде Р. Сайм (Roman revolution. P. 459-475). Мы полностью присоединяемся к выводу английского историка о том, что восхваления, расточаемые принцепсу Вергилием, Горацием и другими выдающимися поэтами его времени, нельзя считать всего лишь обычной придворной лестью. Поэты века Августа–уроженцы Италии. В их творчестве, как в зеркале, отразились взгляды италийского населения. ]Вокруг Августа уже при жизни начал создаваться культ, и нам представляется, что в его насаждении важную роль играло не только давление сверху, но и ещё более сильное стремление снизу. Наделённый непререкаемым авторитетом национальный вождь и спаситель отечества Август более 40 лет управлял империей, можно сказать, с согласия и одобрения всего римского народа. [83 Rostovcev M. J. A History…, Vol. II, P. 193-194. ]Это позволяло ему придерживаться очень либерального для столь неограниченного правителя политического курса. Идиллия в отношениях власти и общества не была при нём омрачена сколько-нибудь значительными эксцессами. Лишь при его преемниках сущность принципата как авторитарной диктатуры, в конечном итоге основанной на военной силе и узурпации, выходит наружу. Не имея того почти божественного статуса, каким в глазах римлян обладал Август, его наследники компенсируют этот недостаток своего положения фактором силы, опираясь на которую жёстко навязывают обществу свою волю.

В заключение хотелось бы обратиться к проблеме типологизации системы принципата. Рассмотреть данный вопрос подробно в рамках нашего небольшого исследования не представляется возможным, поэтому мы позволим себе ограничиться лишь общей декларацией. Выше нами уже было отмечено то обстоятельство, что современная историческая наука, в общем, придерживается взгляда на власть Августа как на уникальный комплекс политических и правовых элементов, который не может быть определён каким-либо одним термином или краткой формулой. Данный тезис был выдвинут ещё М. И. Ростовцевым и в той или иной степени получил отражение в трудах А. фон Премерштейна, Р. Сайма, Л. Виккерта и в посвящённом Августу разделе“Кембриджской древней истории”. [84Ростовцев М. И. 1)Рождение Римской Империи. С. 128-130; 2) A History…, Vol. II, P. 181; CAH. Vol. X, P. 587, 589f; Premerstein A. von. Vom Werden und Wesen…, S. 132-133; Syme R. The Roman revolution. P. 516-518; Wickert L. 1)Princeps…, Sp. 2295-2296; 2)Neue Forschungen…, S. 76. ]Проистекающие отсюда трудности вынуждают исследователей, пытающихся определить специфику положения принцепса в римском государстве, прибегать к историческим аналогиям, не всегда ограничиваясь при этом рамками истории Древнего мира. [85Premerstein A. von. Vom Werden und Wesen…, S. 132-133; Cowell J. R. The Revolution of Ancient Rome. Oxford, 1968, P. 174-179. ]Однако нам представляется, что наиболее устойчивые параллели возможны как раз с древними обществами. [86 Егоров А. Б. Рим на грани эпох. С. 221. ]Впрочем, сопоставление принципата и Римской империи с эллинистическими монархиями, Сицилийской державой Дионисия I и Карфагеном, встречающиеся в литературе по античной истории, [87 Егоров А. Б. Рим на грани эпох. С. 221-222. ] наряду с явными общими чертами обнаруживает и весьма существенные различия. Так, в частности, эллинистическя монархия как своеобразная политическая система, представляющая собой сплав элементов греческой и восточной государственности, при значительном преобладании последних, [88 Тарн В. В. Эллинистическая цивилизация. М. , 1949, С. 64-67. ]возникла в результате завоевательных походов Александра Македонского на Восток и последующего распада его державы, тогда как формирование системы принципата явилось закономерным итогом внутреннего развития римской гражданской общины (civitas). Влияние политической практики чужеземных, тех же эллинистических, государств, на этот процесс имело явно второстепенное значение. Первоначальная неразвитость авторитарного режима, выросшего на местной почве и вынужденного считаться с полисной традицией сближает Римскую империю с державой Дионисия. Данный факт был особо отмечен Э. Д. Фроловым, посвятившим тирании Дионисия специальное исследование. [89 Фролов Э. Д. Сицилийская держава Дионисия. Л. , 1979, С. 157. ]Однако Римской империи были присущи устойчивость и стабильность, совершенно не свойственные её сицилийской родственнице. [90Характеризуя государственную деятельность Дионисия Старшего, Э. Д. Фролов указывает, что сделанное им следует рассматривать лишь как приступ к созданию правильной державной организации, хотя и весьма успешный (Там же, С. 155). ] В истории западного эллинства периоды консолидации греческих колоний Италии и Сицилии под властью того или иного удачливого вождя перемежаются периодами распада и дезорганизации созданных было объединений полисов. [91 Там же, С. 5-8. ]Равным образом и для внутренней истории Сиракуз характерно чередование тиранических режимов и республиканской формы правления.

Напротив, Римская империя сохраняла относительную стабильность на протяжении, по крайней мере, двух веков, вплоть до смерти Марка Аврелия в 180 г. н. э. Гражданская война 68-69 гг. н. э. не только не привела к развалу государства, но даже способствовала укреплению императорского режима: власть Флавиев и их преемников, Антонинов, опирается уже на гораздо более широкую социальную базу, нежели аристократический принципат Юлиев-Клавдиев. [92Ковалёв С. И. История Рима. С. 529, 535; Егоров А. Б. Рим на грани эпох. С. 203. ]Развитие политических структур римского государства в этот период также отличалось завидной преемственностью основных тенденций: усиление монархического начала, формализация императорской власти, постепенная бюрократизация управления, увеличение роли провинций оставались магистральными линиями этого процесса на данном историческом отрезке. [93Кнабе Г. С. Корнелий Тацит и проблемы истории Древнего Рима эпохи ранней империи (конец I– начало II вв. ). Дисс… д-ра ист. наук. Л. , 1982. С. 72-73. ] Среди возможных античных параллелей, пожалуй, именно Карфаген обнаруживает наибольшее количество черт, роднящих его с государством римлян. Как и в Риме, в Карфагене существовала так называемая смешанная форма государственного устройства, причём огромным влиянием пользовалась могущественная аристократия. Карфагенские полководцы из рода Баркидов, создавшие в Испании полунезависимую державу, очень напоминают римских военноначальников позднереспубликанской эпохи, Помпея, Цезаря, Красса, которые практически бесконтрольно хозяйничали в своих провинциях, вели войны и заключали мирные договоры по своему усмотрению, поддерживая щедрыми субсидиями своих сторонников в столице. [94Подробнее об этом см. : Цыркин Ю. Б. Карфаген и его культура. М. , 1986, С. 95, 100, 102-103, 111-113, 242, 244-246. ]

Однако, торгово-колониальный характер карфагенского государства, присущий ему уже на ранней стадии развития, [95 Там же, С. 70 и сл. ]мог в дальнейшем оказаться непреодолимым препятствием на пути его превращения в прочную и консолидированную территориальную державу. Римской республике II-I вв. до н. э. также были свойственны черты колониальной державы, но переход к системе империи как раз и ознаменовался их постепенным изживанием. Провинции, в эпоху республики рассматривавшиеся как поместья римского народа, в императорскую эпоху становятся, хотя и не сразу, частью единого средиземноморского государства. [96Значение постепенно складывающегося в эпоху Августа и его преемников средиземноморского единства подчёркивают, в частности, авторы соответствующего раздела“Кембриджской древней истории” С. Кук, Д. Литт, Ф. Эдкок, М. Чарльсуорт (CAH. Vol. X, P. 589ff). ] Но, как бы там ни было, свой шанс стать господином Средиземноморья Карфаген упустил, и, следовательно, встречающиеся иногда в научной литературе высказывания, что если бы Рим проиграл Вторую Пуническую войну, Карфагенская держава пошла бы, в общем, по тому же пути, что и Римская республика, [97 Егоров А. Б. Рим на грани эпох. С. 222. ] остаются не более чем предположениями. Таким образом, мы вынуждены констатировать уникальность Римской империи в рамках Античного мира. Столь же уникальным явлением был принципат–политическая система римского государства в период его наивысшего расцвета и наибольшего территориального расширения. Из множества больших и малых городов-государств, густо усеявших берега Средиземного моря, Рим один смог пройти путь от полиса к империи до конца, став для будущих поколений вечным символом имперской государственности, которым восхищались и которому стремились подражать монархи Средневековья и диктаторы XX века.

    Автор К. В. Вержбицкий

Страницы: 1, 2, 3, 4