Закон вводил вместо традиционного прихода пресловутую “двадцатку” - религиозное общество. : “Религиозное общество есть местное объединение верующих, достигших 18-летнего возраста, одного и того же культа, вероисповедания, направления или толка, в количестве не менее двадцати лиц, объединившихся для совместного удовлетворения своих религиозных потребностей”. [47Собрание узаконений и распоряжений Рабоче-крестьянского правительства РСФСР. 1929. П. 35, с. 474. ]Как уже отмечалось, они не обладали правами юридического лица. Свою деятельность общества могли начать только после регистрации в местных органах власти (п. 4-7). Церкви и церковное имущество рассматривались как государственная собственность, которую власти, как бы делая одолжение верующим, передавали для использования бесплатно. Собрания и различные обряды могли проходить только с разрешения местных исполкомов; они же могли удалять из общества отдельных его членов.

Перечень того, что запрещалось делать религиозным обществам, чрезвычайно широк: “создавать кассы взаимопомощи кооперативы, производственные объединения … оказывать материальную поддержку своим членам … организовывать специальные детские, юношеские, молитвенные и другие собрания, как и общие библейские, литературные рукодельческие, трудовые, по обучению религии и т. п. собрания, группы, кружки, отделы, а также устраивать экскурсии и детские площадки, открывать библиотеки и читальни, организовывать санатории и лечебную помощь”. [48 Там же. с. 476. ] Несомненно, данный закон существенно ограничивал права верующих, делал их полностью зависимыми от произвола местных властей. Не случайно И. Р. Шафаревич писал, что этот и другие законы “во многих важнейших вопросах не обеспечивают достаточных гарантий нормального развития религиозной жизни …”. [49Шафаревич И. Р. Законодательство о религиозной жизни в СССР. Париж: YMKA-PRESS, 1973. с. 66. Нужно отметить, что данная точка зрения характерна лишь для ранних работ этого автора. ]И все же следует подчеркнуть, что Комиссия, утверждая проект закона, не добавила ничего такого, что не было бы испытано в ходе борьбы с церковью. Она лишь подвела “правовую” базу под уже сложившиеся практические взаимоотношения между государством и религиозными конфессиями.

22 июля 1929 г. АРК рассмотрела сразу два вопроса, связанных с ухудшением гражданских прав священнослужителей. Было подтверждено, что служители культов как нетрудовые элементы не могут состоять в промысловой кооперации, а также быть членами профсоюзов. В последнем случае все же было сделано исключение для тех, кто “хотя и обслуживает тот или иной культ, но в то же время являются и обслуживающими общественные или госуд[арственные] нужды, как, например, сторожа церквей…”. [50 РЦХИДНИ ф. 17, оп. 113, д. 871, л. 37. ]

4 ноября, рассматривая проект циркуляра о правах землепользования служителей культов, АРК признала необходимым лишить земли священнослужителей. Вместе с тем права на землю священников, “открыто порвавших с религией”, оставались нетронутыми. [51 Там же, л. 48. ] Здесь уже чувствуется прямое влияние сталинской догмы о “попе –сообщнике кулака”, которому “нет места в колхозе”. Как видим, целью многих принятых законов и постановлений было ухудшение положения священников. Мощный удар, нанесенный в предыдущие годы по епископату, не разрушил организационную структуру церкви, и теперь власти начинают действовать по-иному.

Вместе с тем принятие репрессивного законодательства разворачивается перед началом и в ходе осуществления коллективизации. Между этими событиями есть тесная взаимосвязь. Подчинение деревни и выкачка из нее средств для нужд индустриализации–лишь одна из целей раскрестьянивания. Для создания тоталитарной государственной системы была нужна соответствующая социальная база. Отсюда стремление Сталина опереться на люмпенизированные слои общества вообще и деревни в частности. Однако большинство крестьян было против свертывания НЭПа и нужно было сразу избавляться от будущих проблем. Поэтому острие репрессий в ходе коллективизации было направлено против значительной части сельского населения. Данная борьба шла и по идеологической линии. Религия, как известно, является сильным объединяющим фактором. Пример того–годы Ордынского Ига, когда православная церковь играла роль несуществующего государства, объединяя русскую нацию. Точно так же православие было фактором, сплачивающим крестьянство, одним из условий его самоосознания себя как единого социального слоя. Без разрушения православия невозможно было уничтожить крестьянство как самостоятельную часть общества. Именно по РПЦ пришелся основной удар безбожной власти. И не случайно Ем. Ярославский относил победоносное завершение наступления на церковь к тому же времени, когда планировалась окончательная коллективизация всех оставшихся единоличных хозяйств– к концу 1930-х гг.

Для будущего “коммунистического” общества был нужен новый человек с новой системой ценностей, в которой религии уже не было места. Однако для ее вытеснения из сознания человека большевики использовали совсем не идеологические методы борьбы.

    §2. Закрытие церквей.

Эта проблема, возникшая в первые же годы после революции, всегда была одной из самых острых. Каждый год уничтожались сотни памятников архитектуры, многие из которых–свидетели исторических событий прошлого. Особый всплеск закрытия храмов пришелся на годы изъятия церковных ценностей, затем их количество несколько пошло на убыль, но сам этот процесс никогда не прекращался. 1928-1929 гг. –очередное усиление компании по закрытию церквей. Даже только по цифрам видно, как быстро менялась ситуация в этом вопросе. По данным В. Цыпина, в 1928 г. было закрыто 534 церкви, а в 1929 г. уже 1119. [52 Цыпин В. История Русской Православной Церкви. 1917-90 гг. М. 1994, с. 92. ]Эти кампании сопровождались оскорблениями верующих, нарушениями даже дискриминационного к религии советского законодательства, что приводило к столкновениям между властями и верующими людьми.

Такой широкий размах вызывал опасения у некоторых осторожных большевиков, которые призывали умерить кампанию по закрытию церквей. В 1928 г. это вызвало тревогу даже у руководителей Союза Безбожников, не очень-то беспокоившихся о подобных вещах. В информационном письме Центрального Совета СБ от 2 ноября 1928 г. отмечалось, что “в последнее время закрытие церквей на местах начинает приобретать несколько стихийный характер. Советы или ячейки СБ без достаточной и оправдывающей себя подготовки форсируют закрытие церквей. Самое главное, часто начинают эту работу, предварительно не согласовав ее с парторганами, органами административного надзора и пр. ; не выявив как следует настроений и возможных затруднений, в результате чего дискредитируют СБ, подрывая авторитет советский и партийных органов”. [53 ГАРФ ф. 5407, оп. I, д. 24. П. 30-31. ] Однако все подобные письма и записки оставались пустым звуком. Закрытия церквей продолжалось в прежнем темпе.

В марте-апреле 1929 года произошли многочисленные столкновения с верующими, вызванные закрытием церквей. Остановимся более подробно на двух из них. Первое произошло в селе Дятьково Бежецкого уезда Брянской губернии. Горсовет поселка привлекала перспектива получить некоторое количество чугуна, из которого был сделан склеп генерала Мальцева, находившийся при поселковом храме. Сразу же были проведены “митинги” рабочих, разработаны соответствующие “ходатайства”, и 28 февраля 1929 г. Президиум Брянского губисполкома разрешил ликвидировать склеп “с использованием полученных средств на надобности дорстроительства”. [54 ГАРФ ф. Р-5263, оп. I, д. 3, л. 106. ] В постановлении ничего не говорилось о закрытии самой церкви, но горсовет Дятькова подошел к делу творчески. В своей жалобе М. И. Калинину прихожане церкви отмечали, что 4 марта 1929 г. комсомольцы и милиционеры “разгромили храм, уничтожили помещение сторожа, а самого сторожа вместе с семьей выселили на улицу, уничтожены иконостас и престол, сожжена большая часть икон”. [55 Там же, л. 111, 111 об. ] Жалобу верующих П. Сидорович препроводил прокурору республики Н. В. Крыленко, отметив, что “сущность дела требует немедленного, тщательного и срочного разбирательства на месте”. [56 Там же, л. 113, 113 об. ]

Из имеющихся в нашем распоряжении документов трудно установить, какого рода “расследование” было проведено на месте, но его результат характерен: как утверждал Крыленко, заявление прихожан полностью ложно, никакого закрытия, надругательств и т. п. не было. [57Там же, л. 100-101. Характерно, что тот же Н. Крыленко на 2 сессии ВЦИК Х созыва отмечал: “… было бы неосторожно и не в духе общей политики советского правительства в отношении церкви стать исключительно на путь репрессий, путь репрессий не является путем, который смог бы дать непосредственно желательные результаты. (там же, л. 35). Слова и дела…]Президиуму ВЦИК ничего не оставалось, как “принять к сведению” записку Крыленко и потребовать привлечения виновных к суду за клевету. [58 Там же, л. 88. ] Второй инцидент произошел в городе Рыкове и в деревне Веровка Рыковского района Артемовского округа. Местные безбожники повели активную кампанию за закрытие сельской церкви, что протесты верующих. Несмотря на это, было принято решение закрыть храм. В жалобе верующих в Президиум ВЦИК было отмечено, что “рыковская милиция … вместе с секретарем комячейки и веровскими комсомольцами ворвалась в наш храм, разбили иконостас, иконы, осквернили престол и всю церковную утварь. Этот погром был совершен в присутствии верующих со слезами просивших не глумиться над святынями”. [59 ГАРФ ф. Р. 5263, оп. I, д. 3, л. 50 об. ]Через несколько дней стало известно, что ВУЦИК отклонил просьбу верующих о сохранении церкви. В результате, по описаниям прихожан, у церкви собралось около тысячи человек, которые вступили в драку с милицией и комсомольцами. 10 мая 1929 г. М. Калинин обратился к председателю Всеукраинского ЦИК Г. И. Петровскому с просьбой провести расследование и особенно советовал обратить внимание на то, “нужно ли в действительности закрытие поименованной церкви”. [60 Там же, л. 49. ] Расследование было поручено ГПУ УССР, которое представило свою версию событий. По мнению председателя ГПУ Балицкого, во всем были виноваты “поп Скритченко и его кликуши”, которые собрали около “150 женщин”. Все же остальное население г. Рыково активно поддержало идею о закрытии церкви. [61 Там же, л. 47. ] В данном документе очевидна тенденция показать, что население выступило за закрытие. Однако само упоминание о протестах противоречит общей направленности документа. Скорее всего, именно эта часть донесения истинна, хотя цифры, возможно, сильно преуменьшены. Решение о закрытии церкви вызвало протест со стороны рыковского населения, а надругательство над храмом только ускорило выступление верующих. К сожалению, нам не известно, чем закончилась эта история.

Приведенные выше примеры позволяют отметить один важный факт. М. И. Калинин и возглавляемые им “законодательные органы” не имели никакой реальной власти и не могли никак повлиять на процесс закрытия церквей. Их просьбы о расследовании не давали никакого результата, и Калинину приходилось довольствоваться лишь отписками от ОГПУ, которое в каждом случае поступало по-своему. Нужно отметить, что в ходе этих кампаний не делалось различий между “обновленцами” и “тихоновцами”. Закрывали церкви, принадлежащие как тем, так и другим. В конце марта (точная дата отсутствует) 1929 г. митрополит Вениамин (Муратовский) просил у М. И. Калинина оставить общине обновленцев города Ашхабада Михаило-Архангельскую церковь. Заместитель председателя общины Прошутинский сообщал, что в ходе закрытия “… попраны кресты с куполами… с музыкой сняты колокола, собрания верующих запрещены”. [62 ГАРФ ф. Р. 5263, оп. I, д. 3, л. 17. ] Другой аналогичный случай произошел в Москве. 19 апреля 1925 г. Президиум Моссовета принял решение о закрытии часовни Пантелеймона у Никольских ворот, принадлежавшей обновленцам. [63 Там же, л. 10. ]Однако митрополит Вениамин и А. И. Введенский обратились с жалобой к Калинину, отмечая, что “Пантелеймоновская часовня является одной из немногих церковных единиц обновленческой ориентации г. Москвы”. Еще более важным фактором было то, что она давала сорок процентов всего дохода обновленческого Синода. Эту часовню до поры оставили в покое, но обновленцы все же лишились другой –Иверской. 19 июня 1929 г. Президиум Моссовета принял решение о ее закрытии. ВЦИК 5 июля 1929 г. утвердил это решение, потребовав, однако, чтобы была сохранена часовня Св. Пантелеймона.

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8