Обобщим сказанное о древнем периоде. Мы почти воздержались от личного мнения. За нас говорили цитаты документов. Голоса этих ветхих бесстрастных свидетелей дают по нашему вопросу ответ вполне определенный, а именно:
1. Страна, заселенная русским народом от Карпат до Белого моря и Суздаля, от Новгорода и до Киева, было не чем иным, а Россией.
2. Народ, населявший эту страну называл себя русским, одинаково и в Галиции, и в Новгороде, а землю свою называл Русью;
3. Иноземцы называли Россию «Russia», a - русских «russi»; но применяли также и искаженные названия «Rutenia», «ruteni». В применении этих четырех имен иностранцы никакого различия между севером и югом России не делали: и киевские, и новгородские русские одинаково назывались то «russi», то « ruteni».
4. Наконец, имени «Украина» и в помине нет ни в дотатарский период, ни 150 лет позже; название украинец родилось ещё несколькими веками позднее.
Не ясно ли, что стремление украинофильцев использовать различие имен (russi и ruteni) в том смысле, будто на севере Руси жил иной народ, чем на юге ее, ничего общего с исторической правдой не имеет. Утверждение о существовании киевской Rutenia как государства, отличного от России, или о существовании Украйны в дотатарский период есть не более как беззастенчивая политическая мистификация, ведомая в расчете на малое знакомство иностранного общества с древней русской историей и русским языком.
В вопросе названий мы вышли за поставленную себе хронологическую границу.
Вернемся к Киевской Руси.
Разорение Киева князем суздальским в 1169 году.
Утверждая, будто Киевская земля в первые века русской истории составляла самостоятельное государство Украйну, или Рутению, украинофильская партия вынуждена замалчивать общность жизни этой земли до конца XIII века с остальными частями России. Задача не из легких, но и она решается «просто». Над народной жизнью производится та же операция, что была произведена над родословной Рюриковичей. «История» г-на Грушевского как бы отсекает весь север России от юга; он сгущает в своей книге все краски местной южной жизни (в Киевщине, на Волыни и в Галиции), о севере же говорит лишь за время первых киевских великих князей (когда в Новгороде сидели их сыновья или братья); затем север как бы исчезает с исторического горизонта, и лишь борьба суздальского князя в середине XII века за обладание киевским престолом вновь заставляет автора вспомнить о севере, для того чтобы выставить его в качестве враждебной югу силы. В руках украинофильской пропаганды взятие Киева князем Андреем Суздальским (1169 г.) есть важный козырь, долженствующий в глазах иностранцев свидетельствовать о том, что позднейшее главенство севера (Москвы и Петрограда) было владычеством иноземным. Мало сведущее в русской истории и жизни иностранное общественное мнение готово принять подобное утверждение на веру. Изложим общепризнанный в исторической литературе взгляд на киевский период нашей истории и остановимся на частном эпизоде похода 1169 года.
В Киеве был узел русской государственной жизни, но создавалась она не только из этого центра. Она родилась не от меча; её породил великий торговый водный путь от Финского залива до Черного моря; близ одного его конца стоял Киев, близ другого - Новгород. Через Новгород пришла от норманнов правительственная власть (Как сказано выше, украинофильцы отрицают факт призвания князей-варягов. Соловьев, подробно разобрав известия летописца о призвании варягов, обстоятельно доказал, что известия эти этнографически, географически и психологически правдоподобны и что они к тому же подтверждаются свидетельствами иностранными. Через три года по смерти Рюрика, то есть, если верить хронологии летописца, в 872 году его преемник Олег, собрав войско из варягов и всех подвластных ему племен, двинулся по обычному водному варяжскому на юг; он подчиняет себе попутные племена и овладевает Смоленском, Любечем и Киевом. «Это обстоятельство (движение с объединенными силами на юг) есть самое важное в нашей начальной истории»,- говорит Соловьев. Для г-на Грушевского его не существует, а по последним известиям итальянских газет, Новгород был украинской колонией!), через Киев пришло от греков христианство. В Новгороде была та же народность; и север и юг творили общее дело. Новгород укреплялся все тверже на финских берегах и расселялся на восток по всему крайнему северу России в сторону Урала (в XII веке владения Новгорода доходили уже до Вятки; тогда же Новгород собирает дань на северных берегах Белого моря) и на юго-восток в ростово-суздальские земли, в земли будущего Московского великого княжества. Киев отбивался на востоке от степных хищников, старался пробиться на юге к Царьграду, распространялся в Галицию и на северо-восток, в сторону той же будущей Москвы. На всем пространстве расселения один язык - русский, тот же самый и в новгородской, и в киевской летописи, в новгородских и в киевских былинах; по всей земле одна и та же княжеская семья. Это было наполовину бессознательное общее творчество единой народности по лицу обширной Русской равнины; могучие реки были путями её расселения, дремучие леса, болота и большие расстояния - её укрытием. Сводить весь процесс к работе одного киевского центра может лишь партийная узость.
Единство народности, общность народной жизни, очевидно, не исключали отличий в местной жизни и зарождения на обширной территории расселения местных центров. Когда Киев ослабел под напором степных врагов, узел государственных сил (с конца XII века) как бы ищет, в котором из местных центров ему утвердиться. Одно время (в XII-XIII веках) казалось: средоточие русской жизни установится в Галиче - но рост Польши и Литвы положил предел существованию этого княжества. В XII веке великое княжение над Русью проходит через Суздаль, Владимир и наконец в начале XIV века затвердевает в Москве. Так решила история, но, за кем бы гегемония ни осталась - за Галичем или за Москвой, - все равно Киев под иноземным господством не оказался бы, ибо и тот и другой центр не был внешней по отношению к Киеву силой, они были до известной степени его же порождением. В XII веке настал час, и дети переросли свою мать; но они были детьми её и никогда этого не забывали, хотя и обращались с ней иной раз неласково. Внешней силой по отношению к Киевской Руси была не Москва, а татары и Польша.
Если родственно было население приднепровской земли (Киев) и земель бассейна Оки (Суздаль), то ещё более сродни были носители власти в этих частях России. «Князь суздальский взял и разорил Киев». При чтении такой фразы западному европейцу представляется борьба двух владетельных домов различного происхождения, традиций и задач, связанных с определенной территорией. Но картина борьбы феодальной эпохи не приложима к борьбе древних русских князей. В России было одно своеобразное явление: она не знала иных князей, кроме членов семьи Рюрика (только в Русско-Литовском государстве была другая династия - Гедимина). Эта семья была коллективной носительницей верховной власти (вопрос о вече, местами разделявшим с князем власть, вне нашей темы), великий князь был лишь primus inter pares; им в принципе должен был быть старший в роде, но понятие старшинства юридически установлено не было. Кто старше - племянник или дядя? Сын старшего брата, умершего, не побывав великим князем, или сын младшего брата, сидевшего на киевском престоле? Десятки подобных вопросов решались практически. Историки тщетно пытались установить в точности систему, коей руководились Рюриковичи, жизнь была сложнее всякой системы. Но одно несомненно: когда на киевский престол вступал новый князь, следующие за ним по старшинству князья тоже перемещались с менее важных городов на более видные, и последним юридическим доводом к добыванию киевского престола был меч. Отсюда два следствия: постоянные междоусобия князей для овладения Киевом и, так сказать, перекочевывание князей из княжества в княжество, что, в свою очередь, в киевский период нашей истории почти исключало возможность образования в Рюриковской семье местных княжеских линий. И действительно, такие линии образовались лишь в XIII веке (исключение составляет линия, засевшая в далеком Полоцке ещё в 1-ой четверти XI века, и линии Черниговская и Галицкая, установившиеся в XII веке; ростово-суздальская линия определилась с середины XIII века, московская - с конца XIII века).
Итак, междоусобная брань за обладание Киевом есть обычное явление в семье Рюриковичей XI-XIII веков, и поход князя на Киев вовсе не свидетельствует о политической вражде его или населения его княжества к княжеству Киевскому. Эти общие положения помогут нам отнестись к случаю князя Андрея Суздальского с должной объективностью.
Князь Андрей был не только Рюрикович, но принадлежал к ветви, пользовавшейся в Киеве особой популярностью: он был внуком великого князя киевского Владимира Мономаха. Отец князя Андрея, князь Юрий I (1090-1157), сын Мономаха, получил в удел Ростово-Суздальскую землю. Молодость Юрия прошла на юге, и все его симпатии принадлежали Киевской Руси; «мать городов русских» сохраняла для него все свое очарование и притягательную силу; добыть себе киевский стол было его мечтой; он осуществил её победой над соперником и княжил в Киеве с 1149 по 1151 год и с 1154-го до смерти. Правда, князь Андрей (1111-1174) до 38-летнего возраста не бывал на юге и не любил его; его самовластный нрав чувствовал себя свободнее на севере, где и он, и отец много поработали над тем, чтобы освободиться от влияния городских «лучших людей». По смерти отца, считая себя старше другого претендента, Мстислава, он послал на юг суздальское ополчение, к которому там присоединились полки многих южных князей, недовольных Мстиславом. Союзники взяли Киев. Андрей стал фактически великим князем всея Руси, но продолжал жить на севере, во Владимире (Владимир-на-Клязьме, в отличие от южного Владимира-Волынского, лежит в 20 верстах от Суздаля).
Сам по себе факт взятия Киева войсками Андрея Суздальского никакого повода для обвинения севера во враждебных стремлениях по отношению к югу не давал бы. Мы видели, что достаточно было личного честолюбия или уверенности в своем праве на киевский стол, и князь пользовался для овладения им всеми средствами, прежде всего своей дружиной; бывало и хуже: соперник Андреева отца, южный князь Изяслав, для той же цели не постеснялся заключить договор с королями Венгерским и Польским (1149 год). Но во взятии Киева в 1169 году есть две черты, отличающие названное событие от прежних междоусобий: это разорение Киева и тот факт, что победитель остался княжить на севере.
Никогда ещё не было на Руси такого горя, говорит историк, чтобы свои же разорили Киев. Разорение могло быть случайностью, порожденной пылом боя (Грушевский в «Очерке истории Киевской земли» | Киев, 1891, на русском языке. С.224| с уверенностью высказывает предположение, что грабеж состоялся потому, что войску было дано на то разрешение. Не слишком ли он высокого мнения о дисциплине в ополчениях XII века?), но могло быть и преднамеренным политическим актом. Пребывание Андрея во Владимире и разорение Киева (если оно было преднамеренно) свидетельствует о пренебрежении Андрея к Киеву. Мы уже знаем, что пренебрежение это не было наследственным; оно - проявление его личных свойств; возможно, что, сверх того, оно явилось следствием новой политической обстановки. Необузданное властолюбие князя Андрея не знало предела; недаром оно заслужило ему в летописи название «самовластца» и привело к трагической смерти. Но он был в то же время человеком «новых понятий»; во внутренней политике его, в упорном стремлении стать независимым от влияния старой городской знати можно угадывать зарождение нового понимания княжеской власти, первые отдаленные намеки на то единодержавие, которое установилось в Москве через двести с лишком лет. Он действовал в новой обстановке: в его эпоху уже начался отлив населения с берегов среднего Днепра на северо-восток (об этом подробнее см. в главе шестой), и в связи с этим переселением политический центр тяжести уже начал передвигаться из Киева в суздальские земли. Можно пойти далеко в предположениях о политических целях князя Андрея, можно спросить себя, не было ли отношение его к Киеву вызвано смутным сознанием, что роль юга сыграна, - но одного нельзя: нельзя утверждать, будто его действия подсказаны племенной рознью севера и юга. Сам князь был родом киевлянин: отец, дед, прадед и дальнейшие прямые предки его, всего на протяжении семи поколений, были великими князьями киевскими, а явления, породившие разветвление одной народности на великороссов и малороссов, как увидим ниже, только ещё народились и не могли ещё в его эпоху дать результатов; они сказались целым веком позднее.
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21
