Автор пользуется следующими средствами осмеяния текста поэтессы: Создание комического контекста для цитат из текста оригинала (“запирал”, “собирал”);
Создание синтаксических конструкций, повторяющих конструкции стиха Р. Казаковой: у Казаковой– “… А запираю? Нет, не запираю…”; у Глазкова – “поведал Пушкин? Нет, не Пушкин! ”.
Языковая игра поэтессы доводится до абсурда с помощью трансформации содержания стиха при сохранении его внешней формы.
Обыгрывание неудачных попыток создать неординарный образ в стихотворении путём окарикатуривания этого образа, выпячивания его на первый план, гиперболизация авторской ошибки– таковы основные средства имитации в рассматриваемых нами пародиях. В. Я. Пропп [6, с. 104] определяет так сущность карикатуры: “Берётся одна частность, одна деталь; эта деталь преувеличивается и тем обращает на себя исключительное внимание, тогда как все другие свойства того, кто или что подвергается окарикатуриванию, в данный момент вычеркнуты или не существуют”. В. Я. Пропп приводит также высказывание Бергсона, который считает, что “…искусство карикатуриста в том и состоит, чтобы схватить эту, порой неуловимую особенность и сделать её видимой для всех путём увеличения её размеров”. Не этот ли приём создания пародии мы наблюдаем у А. Иванова, М. Глазкова и других авторов? !
Но мы упомянули также о роли гиперболы в создании пародического произведения. В чём её отличие от карикатуры, ведь и карикатура– средство художественного преувеличения? В. Я. Пропп разграничивает эти явления по принципу “целое – часть целого”, т. е. “… в карикатуре преувеличивается частность, в гиперболе – целое”. Несмотря на условность границы между гиперболой и гротеском, мы считаем необходимым развести эти понятия, также пользуясь градацией В. Я. Проппа. Отличие гиперболы от гротеска в том, что в гротеске преувеличение выходит за рамки реальности и переходит в область фантастики. Это обстоятельство нам чрезвычайно важно, т. к. именно фантастическую картину очень часто рисует перед нами пародист.
На наш взгляд, гротеск как один из художественных приёмов реализуется в следующей пародии: Владимир Скиф. Буквальная лирика. Томилось “О”, прислушивалось “У” Искало “И” и воли, и покоя, Да выло “Ы”, Да спрашивать судьбу боялось “А”, Да “Э” вело рукою … Олеся Николаева Я помню “Н” пьянила мне глаза, А “П” паскудно лапами сучило, Ревело “Р” как вешняя гроза, А “Т” меня с тобою разлучило. Бодалось “Б” как буйвол или бык, И что-то “Ц” циничное бросало, “Ч” чертыхалось, “К” кроило крик, А “Д” украдкой дулю показало… … Я пошатнулась. Буквы надо мной То “Ф – ыркали”, то “Ш” – елестели сбоку И только “Ж” держалось стороной В молчании от “М” неподалёку.
Автор пародии продолжает образный ряд поэтессы, но если у неё это образная игра носила условный характер, то у пародиста воплощается в конкретно—действенную форму. Если у поэтессы ассоциации, рождаемые буквами, несут в себе лирический заряд, даже попытку философствования, то у пародиста ассоциации носят предельно сниженный, утрированный характер (“д”–дулю показало” и т. д. ). Гротеск проявляется в данном случае за счёт переноса условного плана содержания стихотворения в план буквальный, реализующийся на глазах у читателя и героя пародии, т. е. имитация как принцип ЯИ проявляет себя через гротеск, через смещение грани “условность–реальность”. Наряду с этим сдвигом происходит тиражирование образных средств пародируемой поэтессы, в результате чего возникает эффект назойливости, неорганичности, и как следствие всех этих факторов– комический эффект. В следующих пародиях, как основной художественный приём создания пародии будет выступать приём окарикатуривания, как и во многих пародиях, рассмотренных нами выше. А. Иванов в пародии “Поездка” обыгрывает строчки, “За наш проезд, за нас двоих Я в кассу брошу две монетки”.
Он вырывает их из контекста и развивает свой небольшой сюжет на основе ситуации, изложенной в оригинале, причём развитие получают именно эти две строчки, а не весь отрывок, представленный Ивановым. А. Иванов. Поездка. Давай, любимая, начнём, Как говорится, всё сначала. Пусть по каляевской везёт Нас вновь троллейбус двадцать третий. За наш проезд, за нас двоих Я в кассу брошу две монетки. И вспыхнет свет в глазах твоих, Как солнышко на мокрой ветке. Михаил Пляуковский … Сияет солнце в синеве, Копеек горсть ладонь ласкает. Беру четыре (две и две) И в щелку кассы опускаю. Тень грусти на лице моём Ты взглядом жалобным поймала. Да, если едем мы вдвоём, То одного билета мало. …А я—мужчина и поэт! На небе ни единой тучки. Держи, любимая, билет, Я знаю, ты отдашь с получки… Люби меня и будь со мной, Поездка снова нас связала. Как? У тебя был проездной? ! Ну что ж ты сразу не сказала! ..
Пародист даёт возможность читателю сравнить оба контекста. Эффект возникает за счёт совмещения в нашем сознании восприятия оригинала и пародии. Подобным же образом выстраивается пародия А. Мурая. А. Мурай. Уснул, а проснулся … от скуки От нечего делать во сне. Какие-то лёгкие руки Как дождик, бродили по мне. Глеб Горбовский. На лавке вокзальной, скучая, Я спать захотел и прилёг. Спросонок решил выпить чая И начал искать кошелёк. Обшарив и куртку, и брюки, Я вспомнил о том, что во сне Какие-то лёгкие руки Как дождик, бродили по мне …
В пародии А. Мурая обыгрывается образная игра автора. Образ из стихотворения–оригинала “Какие-то лёгкие руки как дождик бродили по мне” вписывается в другой контекст, в котором он приобретает иную мотивировку, в результате чего возникает комический эффект. А. Иванов. Разговор. Бесконечными веками – есть на то причина – разговаривал руками любящий мужчина. Римма Казакова. Повстречался мне нежданно И лишил покоя. И что я ему желанна Показал рукою. Молча я взглянула страстно, Слово не сказала И рукой, что я согласна, Тут же показала.
Метафора Риммы Казаковой “разговаривал руками” окарикатуривается в пародии А. Иванова. Образ принимает буквальное наполнение, в результате чего возникает комический эффект. А. Иванов перефразирует фразу, многократно её повторяет: “показал рукою”, “развести руками”, “поговорили”. Через тиражирование образа оригинала реализуется принцип его окарикатуривания. Анатолий Парпара. Не надо. Рай ты мой адский, прощай и прости! Хватит и мёда и яда. Опыт – как надо, смогла обрести, Только узнав, как не надо. Римма Казакова. Муза, неисповедимы пути Горечи и отрады. Опыт – как надо, смогу обрести, Только узнав, как не надо. Вот заграница прошла, словно миг: Франция, Рим и Канада … Разве смогла б описать, как не мил Мир, где бывать мне не надо. Муза, ты знаешь ведь, как тяжело Сознанью от скорбного взгляда, Когда от тебя отделяет стекло Вещи, которых не надо. Если б не сумочка, что так пуста – Не то чтоб франка –сантима, Разве б я знала, что блузка вон та Мне Не Необходима. Муза, неисповедимы пути Страдания и услады. Опыт – как надо, смогла обрести, Только узнав, как не надо. Вот и стихи принесла я в печать. Печать же печатать рада. Муза, ну что б догадалась сказать: “Римма, печатать не надо”.
ЯИ Р. Казаковой служит объектом для пародирования и другому автору, Анатолию Парпаре.
В пародии сохраняется стиль поэтессы и её образная игра, но меняется содержательная сторона стихотворения. Пародист имитирует философскую направленность стиха–оригинала, но в пародии размышление лирической героини приобретают меркантильный, бытовой характер: “Если б не сумочка, что так пуста – Не то чтоб франка –сантима, Разве б я знала, что блузка вон та Мне Не Необходима. Муза, неисповедимы пути Страдания и услады. Опыт – как надо, смогла обрести, Только узнав, как не надо. ”
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13