Пародист подвергает осмеянию образную систему стихотворения. По предложенной автором модели пародист продолжает образовывать подобные конструкции: “любить машиной..., рейсшиной..., отбойным молотком”. Тиражирование авторского образа приводит к созданию комического эффекта. Семён Оркин. Балконный романтик. С утра до ночи долгими часами сквозь городской неугомонный гуд под простынями, как под парусами, балконы по – над городом плывут. Иван Бурсов. С утра до ночи долгими часами Глаза мои смотреть не устают: Эскадры бригантин под парусами, Фрегаты по—над городом плывут … Но женщины того не понимают, Романтику калечат на корню: Выходят на балконы – и снимают Наполненную ветром простыню. Я с каждим днём гляжу на это строже И лично обязательство беру: Настанет день – и, как весёлый Роджер, Мои штаны взовьются на ветру!
В данной пародии осмеивается ЯИ автора, основанная на ненормативном образовании предлога “по—над” и неудачное сравнение “под простынями, как под парусами”. В тексте пародии имитируется образная игра автора, причём первые две строфы как бы продолжают авторский стих. Создать такое ощущение пародисту удаётся за счёт прямого цитирования строк оригинала. Снижение, осмеяние объекта происходит в последней строке пародии, когда пародист вводит свой образ, который по своей уместности в поэтическом произведении адекватен авторскому: “штаны взовьются на ветру” (в оригинале– “над простынями как под парусами,
балконы по—над городом плывут”). Происходит резкое разоблачение оригинала, и как следствие этого возникает комический эффект. М. Владимов. Падеж слов. Лишь двое ладят с той судьбою, Что снится одному – Но ты со мной и я с тобою Спешим к чему или к кому? Владимир Савельев. Все падежи перебирая, Как этажи, – по одному, Вчера разгадывал тебя я: Идешь к чему? Или к кому? Что напишу я, то и тисну, – Всё будет хейя, до то-го! Пусть только нечто – в смысле смысла, Но в смысле формы – ничего! Твердят: бумагу зря, мол, портит! .. А я своей работой горд: Когда в газете нет кроссворда, Мой стих заменит вам кроссворд!
Разоблачение бессодержательности стиха – оригинала –цель пародии М. Владимова. Пародист сохраняет форму стиха, но утрирует содержание. Абстрактные вопросы, которые задаёт поэт, обретают у М. Владимова конкретное падежное значение, в результате чего стихотворение В. Савельева лишается всякого смысла. М. Владимов. Наломала… Уронила стеклянную вазу, а она превратилась в ручей… ………………………………. Голубое разбила я блюдце, вдруг гляжу – незабудки у ног… Светлана Соложенкина. Все – в леса по грибы спозаранку… Я – с авоськой – в “Дары”, на проспект. Притащила с маслятами банку, Развернулась и – бац! – об паркет! Собрала. По малину сходила: Три компота раскокала вдрызг! Мужу летний букет подарила, Незабудковый грохнув сервиз! Холодало. Сервант стукнув об стол, Гарнитур превратила в дрова! .. Впрочем, я и пишу так же просто: Рву стихи – собираю…слова!
Автор пародии имитирует стихотворение при помощи следующих средств: Имитация синтаксических конструкций объекта (отношения противопоставления между частями сложного предложения: “Рву стихи– собираю…слова”).
Варьирование авторскими образными средствами, включёнными в травестийный сюжет, насыщенный разговорно– просторечной лексикой: “грохнула вдрызг”, “бац”, “притащила…”. Комический эффект достигается при сопоставлении в нашем сознании плана объекта и плана пародии, которая построена в данном случае по принципу стилевого контраста по отношению к исходному тексту. А. Иванов. О пользе скандалов. Что делать со стихами о любви, Закончившейся пошленьким скандалом? Не перечитывая, разорви, Отдай на растерзание шакалам. Евгений Долматовский. Ни разу малодушно не винил Я жизнь свою за горькие уроки… Я был влюблён и как – то сочинил Избраннице лирические строки. Скользнула по лицу любимой тень, И вспыхнул взгляд, такой обычно кроткий… Последнее, что видел я в тот день, Был черный диск чугунной сковородки. Скандал? Увы! Но я привык страдать, Поэтам ли робеть перед скандалом! А как же со стихами быть? Отдать На растерзанье критикам – шакалам? Насмешек не боюсь, я не такой; Быть может, притворится альтруистом, Свои стихи своею же рукой Взять и швырнуть гиенам – пародистам? Но я мудрей и дальновидней был, Я сохранил их! И в тайник не спрятал. Не разорвал, не сжёг, не утопил, Не обольщайтесь – я их напечатал!
А. Иванов обыгрывает содержательную сторону стиха, а также авторскую метафору– “шакалы…”. Пародист воссоздает свой сюжет стихотворения, в котором снижается образ лирического героя за счёт контраста между тем, что он описывает и между тем, какон это делает. Возвышенные интонации героя сопоставляются читателем с фразой “Последнее, что видел я в тот день, Был черный диск чугунной сковородки”.
Комический эффект возникает и при восприятии растиражированного пародистом сравнения (по аналогии с авторским образом) “критики– шакалы”, “гиены – пародисты”. Владимир Прудовский. Себе, любимой. Ещё меня никто на белом свете, как я, неудержимо, не любил. Людмила Кудрявская. Хотела быть в любви альтруистичной, Однако выпал жребий мне иной: Ко всем я оставалась безразличной, Испытывая страсть к себе одной. Смотрела на себя влюбленным взглядом, Была с собою счастлива вполне. Любовь ко мне других бледнела рядом С моей любовью собственной ко мне. Не выдержу с собой ни дня разлуки, Одной собой живу я и дышу… Свяжите мне скорей покрепче руки, Не то себя в объятьях задушу!
Образная система поэтессы находит отражение в пародии Вл. Прудовского. Он утрирует, доводит до абсурда её строки, образовывая аналогичные по своей семантике и форме конструкции: “испытывая страсть к себе одной”, “смотрела на себя влюбленным взглядом”, “с любовью собственной ко мне” и т. п. Содержание стиха поэтессы приобретает абсурдную форму, полностью обессмысливается, в результате чего возникает комический эффект. Принцип ассоциативной интеграции реализуется в гибриде, основанном на парадоксальной контаминации ассоциантов “никто…как я…не любил”. Александр Бобров. Цыганка с чудовищем. От судьбы изнуряющей, ноющей, От утрат, и от ран, и от бед Прижималась душою к чудовищу Сколько нищих и каторжных лет. Умирать от любимой руки – Это высшая доблесть цыганок. Раиса Романова. От судьбы изнуряющей, ноющей Я в кино уходила, скорбя. Вдруг афиша с названьем “Чудовище”. Вот, подумалось фильм про тебя! И пошла на него, как наметила, Разглядеть крупным планом бельмо. Оказалось, что это – комедия, И не ты в ней герой – Бельмондо. Обстановка французская – та ещё. Я ушла, я покинула зал От ликующих, праздно болтающих, Как великий поэт призывал. И пошла по дороге накатанной, По цыганской дороге большой, Нищетою стращая и каторгой, Чтоб опять прижиматься душой. Приготовилась я к высшей доблести – Кто полюбит Раису Ромэн? Но в ответ пригрозило чудовище: Не устраивай таборных сцен.
В данной пародии реализуются два принципа ЯИ –имитация и ассоциативное отождествление. Принцип имитации проявляется в следовании пародиста за стилем поэтессы, в цитировании её строк в трансформированном юмористическом сюжете и обыгрывании тематического плана стиха. 73
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13
