А тогда, в послеоктябрьские дни, многие размышляли: что впе-реди у России? Мнение уже упоминавшегося С. К. Бельгарда, дума-ется, выражает мысли оппозиции о перспективе революции: ”18 но-ября. Гадали о том, что нас ожидает. Я лично смотрю очень мрачно. Впереди еще много несчастий: 1. Катастрофическое повальное бегство солдат из окопов, все разрушающее и уничтожающее на своем пути и распространяющее еще большую анархию по всей стране, кроме разве Области Войска Донского, где казаки окажут сопротивление. 2. Голод всеобщий, но в особенности в Петрограде. Россия разде-лится на Север и Юг, и Юг не даст хлеба для дальнейшего “уг-лубления” революции на Севере. 3. Жестокая безработица. Масса солдат явится в города, так как в деревне им делать нечего, много заводов принуждено будет зак-рыться.... В результате - банды озлобленных, голодных и неудов-летворенных пресловутой свободой товарищей. 4. В виде апофеоза - всеобщие жидовские погромы....
В этом апофеозе выльется вся безграничная злоба, которая во всех накопилась, без различия сословия и партий, и после бу-ри, наконец, наступит успокоение страстей... .. Отдельные части России будут “самоопределяться” донеже это им самим не омер-зеет и потом они снова сольются в русском море, возглавленном монархией” (176). Чуть позже, 2 апреля 1918г. ,Бельгард продолжил свою
мысль: ”.... большевистское настроение охватило всех, весь на род-богоносец, и против него политически бороться нель зя. Единственный выход - время; надо терпеливо ждать, когда большевизм сам собою утихнет, во что-нибудь эволюциониру ется, и, наконец, разум, а не политическая партия, начнет управ-лять людьми” (177). “Рецепт” Бельгарда настолько верен, насколько может быть верна выжидательная тактика вообще. Очевидно, что в тех услови-ях бороться с большевизмом было бесполезно, хотя число актив-ных участников революции и не превышало 8% от числа всего населения России. Малочисленность и разрозненность сил конт-рреволюции оставляли ей только выжидательную тактику. Время показало ее оправданность. Мнение З. Гиппиус, сумевшей уехать из России в 1920 году, от-личается от мнения С. Бельгарда: ”Первая перемена произойдет лишь вслед за единственным событием, которого ждет вся Россия, - свержением большевиков. Когда?
Не знаю времени и сроков. Боюсь слов. Боюсь предсказаний, но
душа моя все-таки на этот страшный вопрос “когда? ” - отвеча-ет: скоро” (178). Гиппиус преувеличила возможности противников большевиков. Внутренних “врагов” они нейтрализовали, с осталь-ным миром заключили мирные договоры. Осталась только внутри-партийная борьба за власть, которая саму себя свергать не со-биралась. 74 года - сравнительно небольшой срок; это всего лишь жизнь одного поколения. В этом смысле правление больше-виков было действительно недолгим. Революционеры, в отличие от своих противников, воспринимали революцию более оптимистично. Их записи, дошедшие до нас, были сделаны не по “горячим следам” большевики строили “новый мир”, им было не до дневников. А по прошествии времени в памяти остается больше хорошего, тем более, что оно (хорошее) имело такое славное продолжение.
Дышало оптимизмом и первое обращение ВРК “К гражданам России”, написанное Лениным утром 25 октября: ”Временное прави-тельство низложено. Государственная власть перешла в руки Во-енно-Революционного комитета, стоящего во главе петроградского пролетариата и гарнизона.
Дело, за которое боролся народ: немедленное предложение де-мократического мира, отмена помещичьей собственности на зем-лю, рабочий контроль над производством, создание Советского правительства, _это дело обеспечено . ” (179).
Картину порядка после переворота рисует и Д. Фурма-нов, председатель Совета Иваново-Вознесенска: ”В городе полное спокойствие. Чувствуется, что власть в крепких и надежных руках солдат и рабочих” (180).
Л. Д. Троцкий, вспоминая ход 2 Съезда Советов, отметил немало-важный момент, когда масса начала входить во вкус переворо-та: ”Когда я доложил о совершившейся ночью смене власти, воца-рилось на несколько секунд напряженное молчание. Потом пришли аплодисменты, но не бурные, а раздумчивые. Зал переживал и выжи-дал. Готовясь к борьбе, рабочий класс был охвачен неописуемым энтузиазмом. Когда же мы шагнули через порог власти, нерассуж-дающий энтузиазм сменился тревожным раздумьем. И в этом ска-зался правильный исторический инстинкт. Ведь впереди еще может быть величайшее сопротивление старого мира, борьба, голод, хо-лод, разрушение, кровь и смерть. Осилим ли? - мысленно спраши-вали себя многие. Отсюда минута тревожного раздумья. Осилим, -ответили все. Новые опасности маячили в далекой перспективе. А сейчас было чувство великой победы, и это чувство пело в кро-ви” (181). “Чувство великой победы” пело не у всех, присутствовавших сегодня на съезде. Авантюризм и противозаконность совершенного были очевидны, а чувство безнаказанности пришло немного поз-же. Толпу сдерживал страх, она, по привычке, боялась расплаты за совершенное преступление.
Троцкий не может отвечать за всю толпу, но переносит на нее свои собственные чувства.
Не поддаваясь лирике, результат революции можно описать достаточно сухо, как, например, это сделал журналист Е. Ефре-мов: ”Временного правительства больше не существовало. Власть перешла в руки рабочих и крестьян” (182). Телеграмма, переданная в Центробалт Дыбенко, также была ко
роткой и лаконичной: ”Правительство Керенского свергнуто. Пет ропавловская крепость в наших руках. Зимний занят. ”Аврора” ве дет себя геройски... .. Ленин избран главой правительст ва” (183). Восторженный тон находим и в воспоминаниях Н. И. Подвойского: ”В то время как в Зимнем дворце закончилось владычество буржуазии, низвергнутой вооруженным народом, в Смольном Ленин открывал первую страницу нарождающегося нового мира” (184). Как бы то ни было, это был действительно важный момент в русской истории; такие, как Подвойский, понимали это.
Как бы ни относились к большевикам их противники, многие из контрреволюционеров прекрасно понимали масштабы грядущей большевизации России и бесперспективность собственных усилий по восстановлению существовавшего ранее порядка. Временное правительство ускорило большевизацию своей верностью союзни-кам в войне с Германией, тем самым подписав себе приговор. К октябрю 1917-го Россия была готова к смене власти; происшедший переворот не вызвал удивления - Временное правительство шло к нему в течение восьми месяцев.
В этой связи показательно свидетельство М. В. Фрунзе, в то время председателя Шуйского уездного совета: ”Известие (о восстании в Петрограде - К. Д. ) было восторженно встречено ши-рокими массами.... Не помню ни одного случая протеста или не-довольства со стороны каких бы то ни было групп. Все против-ники переворота из числа интеллигенции и городского мещанства не могли бы слова сказать против при том настроении, какое имело место в народе... .. новая власть была принята как нечто совершенно очевид-ное и неизбежное” (185).
Как писалось выше, большевиков отличало наличие четкой цели и знание путей ее достижения. Подтверждением этому служат сле-дующие слова Л. Д. Троцкого: ”С 25 октября во главе России стал Ленин, самая большая фигура русской политической истории. Его окружал штат сотрудников, которые, по признанию злейших вра-гов, знали, чего хотели, и умели бороться за свои цели” (186). И снова мы возвращаемся к сравнению октября с февралем. Это дает нам возможность не только проследить развитие русской революции, но и узнать реакцию общества на эти события. Ниже приводятся отрывки из писем, написанных в конце февраля 1917. Жена врача-большевика Перимова Е. И. ,в письме к дочери из Москвы: ”.... У нас прекрасно, идут шествия по улицам, но доб-рые, без ругани и происшествий. Сегодня физиономия города при-нимает обычный вид: пошли трамваи, люди принялись за работу... .. Трудно описать вам все, что происходит кругом, надо быть в городе почувствовать дыхание свободы, которое оживляет всех, подымает настроение.... ” Т. Луначарская - О. Перимовой, из Москвы: ”.... как интересно и
хорошо стало жить после революции! Решительно все зашевели лось, все организуется, люди стараются устроить жизнь по-новому и по-хорошему, не нудят, не спят, мечутся целые дни, собира ются, хлопочут... ... .чувствуется такая страстная энер гия, что.... хочется верить, что ничего, кроме хорошего, из этого оживления выйти не может” (187). А вот как описывал молодой дворянин В. Челищев свои сборы на демонстрацию: ”Я счастлив, со-бираюсь - где бы красную ленту достать? Красной ленты нет.... идея! Беру белую тряпку, разрезаю руку, тряпка красна.... ”. И далее в городе: ”Снег тает, город улыбается красными флага-ми, всюду открытые лица, _все святые . ,нет ни преступников, ни из-возчиков, ни солдат, ни городовых, ни мясников, все-все - братья.... все люди.... только люди.... ” (188).
Теоретик партии эсеров В. М. Чернов, приехав в Петроград после падения царизма, был, как и все социалисты, охвачен рево-люционной “лихорадкой”: ”Как хочется верить, как охотно вери-лось в полноту и неистребимость всего происшедшего.... ” (189).
А вот что писал один из руководителей эсеров В. М. Зензинов об увиденном 26 февраля: ”.... меня опять поразила эта уже под-меченная мною черта - незнакомые люди, случайно встретившиеся на минуту, с таким братским доверием относились один к друго-му, так охотно открывали друг другу сердца, что было очевид-ным: все в эту минуту переживали одно и то же - высокий, небы-валый, ни с чем не сравнимый духовный праздник! .. ” (190).
Сравнением двух переворотов занимался и Л. Д. Троцкий: ”Исто-рически дополняя друг друга на протяжении восьми месяцев, два петроградских переворота контрастностью своих черт как бы за-ранее предназначены для того, чтобы помочь лучше понять приро-ду восстания вообще.
Февральское восстание именуют стихийным... .. в феврале ник-то заранее не намечал путей переворота; никто не голосовал по заводам и казармам вопроса о революции; никто сверху не призы-вал к восстанию. Накоплявшееся в течение годов возмущение прорвалось наружу, в значительной мере неожиданно для самой массы. Совсем иначе дело обстояло в октябре. В течение восьми месяцев массы жили напряженной политической жизнью. Они не только творили события, но и учились понимать их связь; после каждого действия они критически взвешивали его результаты. Со-ветский парламентаризм стал повседневной механикой полити-ческой жизни народа. Если голосованием решались вопросы о стачке, об уличной манифестации, о выводе полка на фронт, могли ли массы отказаться от самостоятельного решения вопроса о восстании? ” (191). Вызывает недоумение лишь утверждение Троц-кого о самостоятельном решении массами “вопроса о восста-нии”. Восстание было подготовлено и проведено большевика-ми; массы же поддерживали их и участвовали в нем. Троцкий пере-оценивает роль масс, чтобы показать контраст февраля и октяб-ря, при этом октябрьский переворот предстает в более выгодном свете.
Далее Троцкий пишет о роли солдат в переворотах: ”Накануне свержения монархии гарнизон представлял для обеих сторон ве-ликое неизвестное. Сами солдаты еще не знали, как они будут ре-агировать на восстание рабочих. Только всеобщая стачка могла создать необходимую арену для массовых столкновений рабочих с солдатами, для проверки солдат в действии, для перехода солдат на сторону рабочих.
.... Накануне свержения Временного правительства подавляющее большинство гарнизона стояло открыто на стороне рабочих” (192). В целом обе стороны революционеры и контрреволюцио-неры - считали октябрьский переворот наступлением нового вре-мени в истории России. Только одни называли это время “славной страницей русской истории”, а другие - “кровавым хаосом”. Однобоко рассмотрев исторический опыт революций, большевики пренебрегли им. ”Народы и правительства никогда ничему не нау-чились из истории”. Это Гегель. Время доказало бессмысленность большевистской попытки переделать человеческую приро-ду. Общественный деятель и публицист А. С. Изгоев - о власти большевиков: ”Она не могла быть ни сильной, ни организованной потому, что во всех своих построениях опиралась на ложное представление о человеческой природе” (193). Даже если боль-шевики в своих действиях руководствовались благими намерения-ми, ими, как говорится, ”вымощена дорога в ад”.
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16
