Участник “Ледяного похода” Р. Гуль: ”Может быть, не было еще исторического явления более парадоксального, чем русская рево-люция. По существу своему крестьянская, а потому националь-ная, она с самого начала была втиснута Лениным в прокрустово ложе коммунистической и интернациональной. Правда, из этого ло-жа она быстро выросла.... ” (11).
Мысли, высказанные Милюковым, продолжает профессор Петер-бургского университета, русский философ С. А. Аскольдов: ”Русские общественные деятели, пытаясь перестраивать Россию, никогда не позаботились понять Россию, как страну великих замыслов и по-тенций, как в добре, так и в зле. Они и душу родины мерили на свой образец аккуратно скроенных в заграничных университетах душ. Они всегда исходили из ясно или неясно сознаваемого пред-положения, что как только старые хозяева уйдут, именно они и станут на их место в качестве новых хозяев, которые, конечно, и водворят новый порядок. А между тем не только опыт западно-ев-ропейских революций, но даже русского революционного движения 1905 года учил совершенно обратному, а именно, что русские об-щественные деятели, боровшиеся со старым режимом, в случае успеха борьбы окажутся ничтожной кучкой, не имеющей никакого реального влияния на народ, что с падением старого встанут но-вые силы, которые сметут испытанных, по-своему умудренных опы-том и, во всяком случае, политически честных борцов за русскую свободу” (12). Аскольдов здесь высказывает интересную мысль, которую мы встречали еще у Н. Герцена: русские образованные люди так да-леки от собственного народа, что им никогда не понять друг друга. Политики, реформирующие Россию, просто не знали свой на-род. Они лишь освободили зверя, в нем сидящего, но не подвигли его на строительство цивилизованного государства.
Интересные мысли о взаимоотношениях “вождей и масс” выска-зывал общественный деятель, публицист, историк Петр Струве: ”Во-жаки мыслят себе организацию общества согласно идеалам комму-низма, как цель, разрыв существующих духовных связей и разруше-ние унаследованных общественных отношений и учреждений - как средство. Массы же не приемлют, не понимают и не могут понять конструктивной цели социализма, но зато жадно воспринимают и с увлечением применяют рузрушительное средство” (13). На мой взгляд, Струве высказал правильную мысль: массы смутно представляли себе то общество, которое они хотели построить; им было гораздо ближе удовлетворение собственных сиюминутных потребностей, которые они прекрасно знали. Теоретическую рабо-ту массы отдали вождям, так как они была труднодоступна для их понимания, а разрушение старого с удовольствием взяли на себя.
Струве доказывает, что при имеющемся распределении благ из одних рук в другие и отсутствии “социалистической организации народного хозяйства” “.... социализм.... явился в русской жизни рационалистическим построением ничтожной кучки доктрине-ров-вожаков, поднятых волной народных страстей и вожделений, но бессильных ею управлять” (14).
В долговечность власти Ленина-Троцкого верили, пожалуй, лишь они сами и их “команда”. Генерал П. Краснов приводит сло-ва матросов, расположившихся в Царском селе: ”Нам что Ленин! Окажется Ленин плох, и его вздернем. Ленин нам не указ” (15). Дж. Бьюкенен: ”.... когда они (Ленин и Троцкий - К. Д. ) пришли к власти, то они были еще неизвестными величинами, и никто не ожидал, что они долго продержатся на своих постах” (16). Поэтесса З. Гиппиус - об отношении к большевикам нейтральных “обывателей, полуинтеллигентов, чиновников, а также верхов и по-луверхов красной армии”: ”Под тончайшей пленкой - и у них, у нейтралов, лежит самая определенная враждебность к данной власти - трусливая ненависть или презрение. С каким зло-радством накидывается обывательщина.... на всякую неудачу боль-шевиков, с какой жадностью ловит слухи о ее близком паде-нии. Не раз и не два мне собственными ушами приходилось слы-шать, как ждут освободителей: ”хоть сам черт, хоть дьявол - только бы пришли! И чего они там, союзники эти самые! Часок только и пострелять с моря - и готово дело! Уж мы бы тут здеш-ней нашей сволочи удрать не дали - нет! Уж мы бы с ней тогда сами расправились! ” (17). Может быть, английский посол и не знал о Ленине и Троцком, зато другие были наслышаны о них предостаточно. Тем более, они были известны среди большевиков. Интересно, что уже осенью 1917г. два этих имени ассоциировались у их противников с кровью и разрушением. Вот что говорил член исполкома совета Матушевский: ”За ними не посмеют не пойти.... Вы не знаете, что такое Троцкий. Поверьте мне, когда будет нужно, Троцкий не задумается поставить гильотину на Александровской площади и будет рубить головы всем непокорным.... И все пойдут за ним.... ” (18).
Дж. Бьюкенен - о том же: ”.... Ленин и Троцкий, хотя они и очень крупные люди, представляют собою разрушительную, а не созида-тельную силу. Они могут разлагать, но не строить”. И там же: это”.... единственные два действительно сильные человека, которые она (Россия - К. Д. ) создала в течение войны .... пред-назначенные для того, чтобы довершить ее разорение” (19). Однако сами большевики оценивали роль друг друга в рево-люции весьма положительно, не упоминая о каких-либо негативных моментах. Г. Е. Зиновьев о В. И. Ленине : “ Роль тов. Ленина, на-чиная с Октября, достаточно известна, и останавливаться на ней нет надобности. Он был в те дни мозгом рабоче-кресть-янской России, ее пламенным сердцем и твердой, надежной ру-кой. С Октября тов. Ленин превращается из подпольного работ-ника в первого в России и во всем мире государственного дея-теля. Но эта метаморфоза нисколько не меняет его, как челове-ка. Он продолжает, как и раньше, ту же самую работу и, как истинный и старый революционер, жизнь которого принадлежит рабочему классу, он живет и теперь в тех же скромных услови-ях, как и тогда, когда он был руководителем небольшой группы рабочих” (20).
“Крупные”, “сильные” люди.... Их энергии можно позавидо-вать; о ней впоследствии вспоминали многие эмигранты. Харак-терно высказывание меньшевика Н. В. Вольского(Валентинова): ” У него была ражь, гипноз, он мог бы и десять революций сделать. Я вам точно говорю, гипноз” (21).
Торопя октябрьские события, эти люди, безусловно, имели своей целью захват власти. Но эта цель не была конечной, она мыслилась как начало нового времени в истории. Времени, когда отойдут в прошлое многие понятия “старого” мира, да и сам он. “Для большевика не было ни родины, ни патриотизма, и Россия была лишь пешкой в той игре, которую играл Ленин” (22). Естественно, что вожди революции мыслили более абстракт-ными категориями, чем ее рядовые участники. И со стороны они, рассуждающие о грядущем изменении мировой системы, диктатуре рабочего класса, насильственном подчинении буржуазии, могли казаться одержимыми фанатиками, лишенными моральных принципов и предрассудков. Именно этой позиции придерживался английский посол в Петрограде Дж. Бьюкенен. Да и каково же было _англичани-_ну . услышать, скажем, о меморандуме Л. Троцкого Ц. К. Р. К. П. от 5 августа 1919 года. Вот отрывок из этого документа: ”Сохранение нынешнего живодерского капитализма хотя бы на несколько лет означает неизбежные попытки усугубления колониальной эксплуа-тации, и с другой стороны - столь же неизбежные попытки восстаний. Ареной близких восстаний может стать Азия. Наша за-дача состоит в том, чтобы своевременно совершить необходимое перенесение центра тяжести нашей международной ориентации.
.... В ближайший период - подготовка “элементов” азиатской ори ентации, и в частности подготовка военного удара на Индию, на помощь индусской революции, может иметь только предваритель ный, подготовительный характер. Прежде всего - деятельная раз работка, изучение его осуществления, привлечение необходимых подготовленных лиц, создание вполне компетентной организа ции” (23).
Патриотизм заменялся интернационализмом; решающая ставка делалась на солидарность рабочих всех стран, особенно разви-тых (считалось, что революция произойдет сначала именно в них - странах с наиболее подготовленным пролетариатом, монополи-зированной экономикой). Принимая во внимание интернационализм большевиков, З. Н. Гиппиус рассматривала возможность мирного соглашения с ними: ”Неужели есть какая-нибудь страна, какое-ни-будь правительство (не большевиков), думающее, что может быть, _физически . может - мир с ними? Черт с ней, с моралью. Я сейчас говорю о конкретностях. “Они” подпишут всякие бумаж-ки. Примут все условия, все границы. Что им? Они безграничны. Что им условия с “незаконным” (не “советским”) правительством? самый их принцип требует неисполнения таких условий. Но фикция мира в их интересах. Одурманив ею народ, приведя его к разору-жению, - они тихими стопами внедрятся в беззащитную стра-ну.... ведь это же, прежде всего, партия “подпольных” действий. А в кармане у них уже готовые составы “национальных” больше-вистских правительств любой страны. Только подточить и поса-дить. Выждать, сколько нужно. “Мирный” переворот, по воле наро-да!
Каждое правительство каждой страны, - какой угодно, хоть самой Америки! подписывая “мир” с большевиками - подписыва-ет прежде всего смертный приговор себе самому. Это 2 + 2 = 4” (24). Конечно, слова Гиппиус - это слова поэтессы, а не политика, но и в них есть истина, которой не следует пренеб-регать.
Если о вождях революции русское общество не располагало полной информацией, то жизнь массы народа (толпы) была всегда на виду. Кризис, переживаемый Россией, обострил положение “низов”, психологически подготовив их к октябрьским событи-ям. Воспользовавшись благоприятным моментом, большевики про-вели идейную подготовку, дав массам цель и средства ее дости-жения. Удачные лозунги, привлекательный результат борьбы сде-лали свое дело: на стороне большевиков оказались солдаты, ра-бочие, бедные крестьяне (именно бедные; остальным интересы ра-бочих были безразличны. Почему? - на этот вопрос отвечает русский писатель В. Н. Иванов: ”Крестьянин добр. Рабочий зол. Один консерватор, другой революционер.
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16
