Думается, такие действия толпы стали возможны исключитель-но благодаря чувству безнаказанности, которое она ощутила вполне. Аппарат подавления, веками довлевший над русскими, был более неспособен наказать из за антизаконные действия. Начиная с октября волна насилия двигалась по нарастающей, об-рушившись на Россию девятым валом гражданской войны.

Большевики к октябрю обладали реальной силой в лице солдат и рабочих; они контролировали флот. Это позволило им в значи-тельной степени влиять на внутреннюю жизнь Петрограда, не считаясь ни с кем, кроме солдатско-рабочих масс. П. Н. Милю-ков: ”Для большевиков(...в отличие от их противников) все было ясно. К своей цели они шли, ни на кого не полагаясь и не ог-лядываясь направо и налево” (27).

Более того: массы сами подталкивали большевиков к действиям, доверяя им. Н. И. Бухарин вспоминал: ” Мы были вынесены этой громадной волной, потому что за нами шли  _все рабочие и все _солдаты . ” (28). Мнение левого эсера С. Д. Мстиславского аналогич-но предыдущему: ”.... в такие дни вести может только тот, кто верит. Кто не верит в правильность предрешенного, начатого большевиками пути, пусть с верхов, от руля, сойдет своею во-лею “вниз”, в ряды, на скамьи гребцов... .. Партия - до послед-него человека - не может, не смеет в данный момент отойти, оторваться от масс... .. лук натянут.... предатель тот, кто толк-нет под руку стрелка: переменять прицел - поздно.... ” (29). А вот что писал член ВРК М. Я. Лацис, видевший на собрании ЦК 16 октября оппозицию Ленину в лице Каменева, Зиновьева и нескольких воздержавшихся: ”Вдруг они (оппозиция - К. Д. ) не послушаются партийной директивы? Вдруг они просто опустят ру-ки и будут ныть? .... Но пусть верхушка колеблется, низы выру-чат, низы выпрямят и их хребет” (30).

Сложившуюся ситуацию, когда ЦК не был един по вопросу о сроках восстания, отлично понимал его (восстания - К. Д. ) вдохновитель Ленин. В письме “Большевики должны взять власть” читаем: ”Ждать формального большинства у большевиков наивно: ни одна революция этого не ждет... .. История не простит нам, если мы не возьмем власти теперь” (31). Отношение Ленина к ЦК вообще мы находим у Л. Троцкого (приводит слова Ленина): ”ЦК слишком пассивен, слишком поддается общественному мнению ин-теллигентских кругов, слишком соглашательски настроен по отно-шению к соглашателям; а, главное, слишком безучастно, фаталисти-чески, не по-большевистски относится к проблеме вооруженного восстания” (32). Таким образом, восстание произошло лишь благодаря усилиям радикальной части большевиков и поддерживающих их солдат и рабочих. Остальные считали немедленное восстание преждевре-менным, недооценивая собственные силы и переоценивая силы противника. Ими руководил страх перед возможной расплатой за государственное преступление. И это чувство было присуще не только некоторым вождям революции. Участники восстания также испытывали его. Небезинтересны записи меньшевика Н. Н. Суханова (со второго съезда Советов) на этот счет: ”Все эти известия (о взятии Зимнего - К. Д. ) очень укрепляют настроение. Масса чуть-чуть начинает входить во вкус переворота, а не только поддакивать вождям, теоретически им доверяя, но практически не входя в круг их идей и действий. Начинают чувствовать, что дело идет гладко и благополучно, что обещанные справа ужасы как будто оказываются не столь страшными и что вожди могут оказаться правы и во всем остальном” (33).

Большевики были единственной партией, которой доверяли солдаты и рабочие, партией, которая решала их проблемы. Но у большевиков не было другой общественной базы, поддерживающей их, кроме тех же рабочих и солдат. Конечно, теоретически мож-но предположить, что нити, связывавшие их, вдруг разорвались, и массы влились в какую-либо другую партию. Однако этого не произошло, да и не могло произойти. Большевики были крайне левыми, относительно недавно пришедшими революционерами. Они не собирались завершить революцию одним восстанием - у них была большая революционная перспектива. Наконец, их лидеры считались “своими”, выдвинутыми самой массой. Все это позво-лило большевикам к октябрю оставаться массовой, боеспособной политической партией. Кредит доверия у большевиков был велик, и их противникам не оставалось шанса на власть.

Однако, как бы ни была сильна у масс вера в большевиков, последним еще предстояло установить в партии ту “железную” дисциплину, которой она так славилась впоследствии. В отноше-ниях с массами большевики придерживались принципа: ”Доверяй, но проверяй”. Вот что писал американский публицист А. Р. Виль-ямс о Ленине: ”Вера в массы не мешала ему, однако, лично браться за любую проблему, которая вставала перед ним, и вскрывать те, что были глубоко спрятаны” (34). Действительно, у большевиков было очень мало опытных руководителей и специа-листов, способных организовать недисциплинированную массу. Однако те руководители, которыми располагали большевики, це-нились ими чрезвычайно высоко.

Нехватку людей испытывали и социалистические партии в послефевральское время. Вот что писал эсер В. М. Чернов о А. Гоце, считавшемся в “советских сферах” “незаменимым специа-листом по части укрощения разных эксцессов в самых революци-онных местах”: ”Гоц обладал абсолютной отвагой - так, как бы-вают люди, обладающие абсолютным слухом. Эта его отвага, эта его совершеннейшая неустрашимость звучала в каждом звуке его голоса, в каждом его жесте. Чувствовалось, что он - олицетво-рение негнущейся воли. Она гипнотизировала, обезоруживала, давала раз навсегда понять, что от нее не отделаешься никакой выходкой. К тому же этой воле способствовала не менее абсо-лютная выдержанность” (35).

Такую же яркую “характеристику” Чернов дает Н. Чхеидзе: ” Такое впечатление оставляют лишь настоящие люди, на которых можно положиться. И я понял, почему Чхеидзе стал во главе Петроградского совета: с ним росло ощущение прочности и поли-тической ясности. И еще осталось впечатление - благородной простоты, бывшей отсветом большого и подлинного внутреннего благородства” (36). Описания, данные Черновым, не оставляют сомнений в том, что это были замечательные и преданные своему делу люди. Со-бытия обернулись не в их пользу, но эти имена останутся в русской истории связанными с опытом нашей демократии. Октябрьский переворот явился операцией, ”убившей двух зай-цев”: во-первых, он дал большевикам власть и, во-вторых, он значительно поднял их авторитет. Это было  _реальное дело . , ко-торого так не хватало другим партиям, бывшим менее революци-онными. Однако и это дело встречало поддержку не всех деяте-лей социал-демократии. Вот что писал Г. В. Плеханов, комменти-руя “апрельские тезисы” Ленина: ”.... в призывах Ленина к бра-танию с немцами, к низвержению Временного правительства, к захвату власти и так далее, и так далее, наши рабочие увидят именно то, что они представляют собой в действительности, то есть - безумную и крайне вредную попытку посеять анархическую смуту на Русской земле. Русский пролетариат и русская революционная армия не забу-дут, что если эта безумная и крайне вредная попытка не встре-тит немедленного энергичного и сурового отпора с их стороны, то она с корнем вырвет молодое и нежное дерево нашей полити-ческой свободы” (37).

Приведенные выше цитаты А. Р. Вильямса и Д. Рида нельзя счи-тать необъективными. Эти иностранцы приехали в Россию неза-долго до 25 октября, и были свидетелями вооруженного восста-ния. Слабая дисциплина “революционных” солдат и рабочих под-мечена точно - она бросалась в глаза. Сцена, описанная Д. Ри-дом, произошла на следующий день после восстания. Журналисты остались живы случайно: если бы солдаты не поверили члену ВРК, А. Вильямса, Д. Рида и их друзей расстреляли бы как шпио-нов. А об атмосфере ненависти, царившей в России, говорит приведенная выше цитата из А. И. Деникина.

А теперь - непосредственно о самом восстании - его подго-товке, ходе и результатах. Начнем с контрреволюционеров. Фев-ральская революция не решила многих проблем России, и приезд Ленина в Петроград 3 апреля 1917 г. дал ответ на вопрос: бу-дет ли революция продолжаться. После “Апрельских тезисов” почти погасла надежда на ее мирный исход. Вот что писал русский ученый и общественный деятель Н. И. Кареев о полити-ческой жизни Петрограда осенью 1917 года: ”Общее...-...полнейший общественный разброд, совершеннейшая разноголосица, взаимная грызня. Утешительного в таком зрелище было мало. Надежда на мирный исход революции была, и назависимо от этого, минималь-ной” (38). Эту надежду попытались использовать меньшевик Ф. Дан и эсер А. Гоц, предложив Керенскому в ночь на 25 октября упредить восстание немедленным решением вопросов о войне, земле и Учредительном собрании. “Для нас, - писал Ф. Дан, - было аксиомой, что пытаться бороться с большевиками чисто во-енными средствами было нелепо...... в силу такого факта, что таких средств в это время у правительства не было и быть не могло... .. если еще можно было что-либо противопоставить боль-шевикам с надеждой на успех, то только определенную политику, которая собрала бы вокруг правительства недостающие ему силы и позволила бы ему с их помощью противодействовать насилию большевиков.... ” (39).

Коалиция не составилась, -до восстания оставались часы, последние часы Временного правительства: ”.... со дня на день, почти с часу на час, я вижу, как утверждается тирания Совета, деспотизм крайних партий, засилия утопистов и анархистов”, -писал в дневнике французский дипломат М. Палеолог (40). А. Ф. Керенский считает, что Временное правительство делало гораздо больше, чем считают, для подписания мира: ”И, несмотря на Тарнопольский прорыв, несмотря на июльское большевистское восстание, несмотря на корниловский заговор, на весь развал ты-ла, февральская революция победила бы своих противников в воп-росе о мире, а следовательно, победила бы во всем осталь-ном! Австрия не выдержала - она должна была во что бы то ни стало выйти из боя. За ней последовала бы Болгария. К октябрю Австрия решила вступить с нами в переговоры о мире. Мы были у якоря спасения! Но решение Вены стало известно Берлину. И пока австрийское предложение шло к Временному правительству, во имя “мира”, в спешном порядке вспыхнула так называемая Октябрьская революция. Началось восстание, сорвавшее “мирную политику” мар-товской революции накануне ее торжества! Началось восста-ние, бросившее растерзанную Россию в хаос кровавых смут и внешних войн. Началось восстание, продлившее мировую бойню еще на долгие месяцы.... ” (41). Прибывший в Петербург с фронта полковник С. А. Коренев делал неутешительные сравнения: ” На фронте хоть и очень плохо, но все же не так, как здесь, да и менее там заметно это полное отсутствие власти и безнаказанность попыток живьем захватить Временное правительство” (42).

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16